– Двигатели забиты пеплом. Первый, кажется, все же вышел из строя. С шасси проблемы. Нужны пожарные и «Скорая».

Присутствующие в штабе напряженно переглядывались. Тамара Игоревна, рисовавшая что-то на клочке бумаги, подняла голову.

– Надо готовить Петропавловск, – сказала она. – Дальше улететь не смогут.

– Там полоса тяжелая – сопки, – возразил ей один из консультантов.

– Я в курсе. Но надо готовить Петропавловск – это единственный шанс.

Тамара Игоревна была очень опытным диспетчером, и к ее мнению стоило прислушаться. Шестаков поглядел на нее внимательно и склонился к микрофону.

– Мы готовим Петропавловск-Камчатский.

И добавил уже помощнику:

– Передайте в Петропавловск – на полосу пожарных и «Скорые».

Гущин прислушивался к голосу, доносившемуся из наушников. Он пробивался слабо, но слова можно было разобрать:

– Топливный бак поврежден при взлете. Видимо, утечка. Запасы топлива уменьшаются. До земли не хватит.

Сердце у Алексея радостно забилось: этот противный скрипучий голос сейчас прозвучал для него как музыка!

– Леонид Саввич? – спросил он в микрофон.

Зинченко на секунду оторопел, не веря своим ушам, а потом закричал:

– Леша? Леша! Вы живы?

– Живы! – обнадежил его Гущин.

Зинченко дрожащей ладонью сжимал наушники, силясь не упустить ни слова из того, что говорил Алексей – слышимость была плохой. Александра, сидевшая рядом, почувствовала, что руки и ноги ее охватила небывалая слабость… Она закрыла глаза и постаралась взять себя в руки.

– Леша, где Валера? – вибрировал от напряжения Зинченко.

– Здесь. Все в порядке.

– Дай мне его! – прокричал Леонид Саввич.

Гущин сделал знак вошедшему Валере – мол, возьми наушники и надень. Тот в недоумении надел наушники.

– Валера! Ты слышишь меня? – услышал он голос отца.

Валерка не раздумывал.

– Я бы тебя никогда не бросил, – проговорил он и снял наушники.

– Валера, Валера! – кричал Зинченко.

Он не слышал, что сказал сын, да и неважно ему было это сейчас. Главное, он убедился, что сын жив. Жив!

– Леонид Саввич, это я, – ответил Гущин.

У старого пилота сдавило грудь. Сквозь спазм и подступающие слезы он выдавил:

– Спасибо, Леша.

Александра вслушивалась в голос Гущина, но в целом держала себя в руках.

– Живы, – коротко сказал Зинченко, освободившись от наушников.

Гущин тем временем глядел на насупившегося Валеру.

– Ну, ты могуч… – проговорил он насмешливо, но в этой фразе сквозил настолько явный укор, что Валерка тут же выкрикнул запальчиво:

– Он нас бросил!

Алексей посмотрел на него снисходительно.

– Тебе пять лет, что ли? Он ждал до последнего, самолет дозаправил! Хватит скулить, Чкалов!

И, отвернувшись от насупившегося Валерки, крепче взялся за штурвал.

Шестаков, более-менее разобравшись с Гущиным-младшим, переключился на Зинченко:

– Зинченко, что у вас?

– Теряем горючее, – ответил тот и обернулся назад. Нужно было что-то решать…

В трюме замерли перепуганные беженцы. Они не знали, что их ждет впереди. Послюнявив платок, Сесиль вытерла грязь с лица Свена. Вулканолог поил Машу из своей фляги.

– Я не пью, – пыталась было она сопротивляться.

– Дурочка, это же вода! – засмеялся тот, ласково приобняв ее за шею.

От неожиданности этой заботы Маша вдруг рассмеялась ему в ответ и залпом выпила половину фляжки…

Зинченко принял решение и сообщил о нем в штаб.

– Буду пытаться сесть на воду. Вы подгоняете корабли и… забираете всех, кто уцелеет.

У Гущина, который слышал голос Зинченко, вытянулось лицо. Валера, заметив реакцию Алексея, тоже взял наушники и начал прислушиваться.

Консультант в штабе кивнул, услышав слова Зинченко.

– Другого выхода нет.

– Можете подогнать хоть весь флот, но сажать грузовой с пассажирами по такой волне – самоубийство, – отрезал Гущин-старший.

– Есть какие-то инструкции для таких случаев? – несколько растерянно поинтересовался Шестаков.

– Да какие могут быть инструкции?! – махнул рукой Гущин-старший.

Тамара Игоревна задумчиво молчала.

– Леонид Саввич, вы меня слышите? Сколько у вас там осталось? – спросил Алексей.