Шрифт:
– Всего ничего и еще столько же, – мрачно ответил Зинченко.
Стрелка указателя топлива нервно подрагивала на нулевой отметке. Самолет резко шел вниз. Люди в трюме закричали от страха.
Валера поглядел на Гущина.
– Я однажды по телику видел – один акробат с самолета на самолет перелазил.
Гущин задумался, а потом решился.
– Есть одна идея. Как говорит один человек – завиральная.
Валера не понял – всерьез Гущин говорит или понарошку, смеясь над его идеей. Отец Гущина в штабе, услышав эти слова, напрягся.
– Завиральная – это как раз то, что сейчас нужно, – отозвался Зинченко.
– Короче, вы снижаетесь на минимальную высоту, например, на три тысячи. Это возможно?
– Ну? – нетерпеливо произнес Зинченко, стараясь понять, что задумал Алексей. Но внимал каждому его слову. Он уже не раз убеждался, что в небе Алексею нет равных. И все его даже самые безумные идеи на поверку оказываются не только правильными, а единственно возможными.
Алексей продолжал:
– Если давление будет приближено к нормальному, я попытаюсь открыть дверь. У вас в трюме наверняка есть лебедки. Могут быть тросы… Какие-нибудь штуковины для перевозки больших грузов, подвесы какие-нибудь, ремни…
Зинченко мигнул Александре, и та, в один момент все поняв, поднялась и вместе с бортпроводницами поспешила обследовать трюм, пытаясь отыскать лебедки. Пассажиры, сидевшие на полу, напряженно наблюдали за происходящим. Гречанка опасливо подвинула к себе сумку. Вулканолог пытался отвлечь Машу, чтобы она не напряглась раньше времени. Саша вместе с девушками методично обходили трюм.
Наконец, были обнаружены клети и тросы. Вышедший из оцепенения представитель авиакомпании подошел к Александре и помог проверить лебедку. Когда убедились, что работает, та вернулась в кабину и кивнула Зинченко – мол, все в порядке.
– Я захожу вам в хвост. Вы открываете трюм, – продолжал Гущин. – И мы переправляем людей по тросу на мой борт.
Собравшиеся в штабе, слушавшие этот монолог с не меньшим напряжением и вниманием, чем Зинченко, переглянулись между собой.
– Это вообще возможно? – озадаченно спросил Шестаков.
– Теоретически вроде да, – ответил Смирнов. – Но практически никто не выполнял – слишком большой риск.
– Там такой ветер – снесет любого, – послышался голос одного из консультантов. – Машины могут столкнуться.
Шестаков посмотрел на Гущина-старшего. Он был в этом плане для него наибольшим авторитетом. Тот задумчиво, с сомнением покачал головой. Шестаков с шипением скрутил пробку у бутылки с минералкой, оттуда вырвался фонтан воды, окативший его с головы до ног. Глава авиакомпании в раздражении отбросил бутылку прочь.
– Сто семнадцатый, я запрещаю рисковать! – прокричал Шестаков в микрофон.
– Там люди! – запальчиво возразил Гущин.
– Запрещаю! За неподчинение в тюрьму у меня сядешь!
Гущин отключил микрофон и проговорил себе под нос:
– Ага… В тюрьму… Нам бы сначала всем сесть.
– Алло… Сто семнадцатый! Сто семнадцатый! Как слышишь? – продолжал бесноваться Шестаков у микрофона.
– Отключился, – сказал консультант.
Шестаков в ярости откинулся на спинку кресла.
– Мерзавец! Пусть только доберется до Петропавловска – под суд отдам!
– Давайте пусть сначала доберется, – сказал Смирнов.
Отец Гущина ничего не сказал, Тамара Игоревна также безмолвствовала.
Алексей оглянулся на Валеру.
– Ну что, Чкалов. Все равно мне будет бдымц… Это только у военного парашют за спиной. А у нас – двести душ. Ну, сейчас поменьше, но все равно…
И включил громкую связь.
– Уважаемые пассажиры! Говорит командир корабля Алексей Гущин. Наш самолет летит к земле. Скоро вы будете в безопасности. Но рядом с нами другой самолет. Он поврежден, на нем люди. Они не долетят, если мы не поможем.
Пассажиры слушали голос Гущина как голос Бога. А тот вещал:
– Мне придется рискнуть и пересадить их на наш борт. Я не могу принять это решение в одиночку. Мне нужна ваша поддержка. Мне нужно ваше решение, причем единогласное. Кто за?
Гущин взглянул на Валеру.
– Ну, давай, иди. Считай.
Валера вышел в салон. Пассажиры растерянно уставились на него. Валера поднял руку и посмотрел на пассажиров выжидающе. Все сидели не шелохнувшись. Решение было слишком тяжелым.
Первым поднял руку Андрей. Робко, по одному, пассажиры тоже начали тянуть руки вверх. Сначала один, затем другой – словно по цепочке. Рабочий поглядел на Вову и неспешно поднял руку. Бухгалтер спросил: