Было моей маме двадцать четыре года, когда она умерла. После этого меня забрала к себе тетка. Так я и распростилась с Новой Землей, с Карскими Воротами… Теперь здесь, на большом берегу, и живу. Только верно, есть справедливость в мире: родители рано померли, так все их нерастраченное счастье ко мне пришло, за троих я счастливая.

— Разве же ты счастливая, Текусья? — говорю я. — Тебя ведь чуть в море не утопили…

— Дак ведь жива осталась.

— Муж рано помер…

— Зато самый лучший был. Да вот Ваньку еще подарил мне. Нет, я счастливая.

Правая в своей правоте она открыто смотрит на меня и неожиданно запевает:

Я не знаю Текусьиной песни, и мы с ней ищем другую. И уже сообща поем потихоньку:

Погода, как это бывает нередко в Заполярье, в одночасье сменила гнев на милость. И уже назад я еду по чистой дороге. Сквозь ночные облака проклюнулись мелкие белые звезды. Далеко-далеко за горизонтом посверкивают голубоватые сполохи. И на душе у меня покойно и светло.

Погода, как это часто бывает в Заполярье, сменилась в одночасье, и еще недавно ярко пламеневшие осенние берега Печоры вдруг поблекли, стали буро-грязными и тоскливыми. Катер рыбинспекции "Люр", вспарывая черно-фиолетовую воду, дробно стучал мотором, и его монотонное "кту-кту-кту-кту" было слышно на многие километры над рекой.

На палубе, подняв высокий воротник штатского полушубка, стоял Перегудов. Был он злой как черт, грыз своими крупными зубами папиросу и плевал в пенящуюся за бортом воду. Пистолет, выданный ему под расписку, тер подмышку, и Перегудов все время поправлял его, сдвигая ближе к груди. Работал он на Севере недавно, а в помощь рыбинспекции его командировали впервые, на выходные дни, когда печорские мужички браконьерили вовсю, а рыбнадзор со своим невеликим штатным расписанием бестолково носился по огромной реке, задерживая разве что только сотую часть нарушителей.

К отходу "Люра" Перегудов опоздал, и ему пришлось заплатить свои деньги за билет и на "Ракете" догонять катер. Сошел он в Каменке и долго торговался с красноносым поджарым мужиком, чтобы тот на своей моторке подкинул его до "Люра" (катер всего полчаса назад прошел мимо деревни). И хотя Перегудов показывал мужику свое удостоверение, тот равнодушно скользил взглядом по черным, некрашеным домам Каменки и твердил свое:

— А хоть и из милиции… Бензену нету. Есть чуть, дак к брату еще ехать…

Но "бензен" сразу нашелся, когда Перегудов из двух взятых с собой бутылок водки одну предложил мужику.

Глаза у того расцвели, щеки порозовели. Он сразу засуетился, подстелил на сиденье Перегудову вынутую из "бардачка" засаленную до невообразимости телогреечку, и через минуту они уже неслись по Печоре. За первым же поворотом реки открылся огромный залив, в котором култыхалось на сонных волнах с десяток моторок. Люди на них, свесившись за борт, что-то шарили руками в воде. Все они распрямились, некоторое время смотрели в сторону Перегудова, а потом вдруг разом, дернув за шнуры, взревели моторами и, прижимаясь к берегу, полувеером заскользили, обтекая лодчонку Перегудова.

Он поначалу даже вскочил на колени и хотел крикнуть: "А ну, жми наперерез!" Но, бросив взгляд на старенький моторчик, вяло махнул рукой. У мужичков на "казанках" стояло по паре моторов, и казалось, что днища их лодок вместе с задранными носами даже не касались воды.

— Того и гляди в небо улетят, — крякнул Перегудов, отворачиваясь. — От паразиты!.. — И потом, мотнув головой в сторону уходящих лодок: — Чё они тут?

Мужик неопределенно пожал плечами.

— Сено, небось, возют…

— Что ж они, сено руками со дна реки что ли заготовляют?

Мужик, зажав ноздрю, сморкнулся за борт и ничего не ответил.

На "Люре" кроме Перегудова было еще четверо. Правил катером небритый кадыкастый старик Семяшкин, ему помогал моторист Володя. Было еще два инспектора рыбнадзора: бывший председатель колхоза Сумароков и молоденький парнишка Коля, только что закончивший рыбоводческий техникум.

Время от времени с катера бросали "кошку" на капроновом шнуре и перли вперед, цепляя браконьерские сети. Сети рвались и путались, цеплялись за коряги вместе с рыбой хоронились на дне реки. Одну сетку Сумароков подцепил удачливее и вытянул ее всю полностью вместе с двумя небольшими, килограммов по семь-восемь семгами.