Завтрак был накрыт в большой зале. Окна, выходящие на веранду, были отворены, но спущенные маркизы бросали приятную тень. Слабый ветерок шевелил полосатую парусину и перебирал цветы, выставленные на широких подоконниках и радующие глаз своими яркими красками. Из-под края маркизы открывался вид на огромный сад с зелеными лужайками, залитыми солнцем. Стол был большой для пяти человек, и гости не теснили друг друга. Холодно поблескивало серебро и хрусталь. На синей с белым скатерти не стояло ни одной вазы с цветами, но золотистый и темно-красный огонь винных графинов мог поспорить благородством с любым букетом. Это был настоящий завтрак гурманов, расположившихся удобно и вольготно, все было сервировано с большим вкусом.

Лишь внешний вид гостей свидетельствовал о том, что это была спешная импровизации Лесничий не успел переодеться и остался в охотничьем костюме и в сапогах с высокими голенищами. Он лично распоряжался приготовлением и был доволен результатами своей работы. Торбен ограничился лишь тем, что приказал подать шерри, выбранное им из внимания к банкиру Гуггенхейму, и сигары, которыми хотел побаловать самого себя. Старый господин Мильде был большой любитель гаванских сигар, это была единственная слабость отца, которую весьма одобрял его сын. Но вообще-то Торбен сказал лесничему, что гости устали, а кое-кто, наверное, даже нервничает, и потому их надо как-то упокоить. Лесничий должен позаботиться, чтобы ни в чем не было недостатка. Эти слова лесничий истолковал так, что нервничают все и что только хороший завтрак может отвлечь гостей от мрачных мыслей. Теперь лесничий в последний раз оглядывал накрытый стол. Увидев в открытых дверях приближающихся гостей, он подал знак слуге, нанятому им в трактире. Слуга вышел.

Первыми из сада поднялись Хенглер и профессор. На Хенглере была светло-серая летняя пара и голубая рубашка. А вот профессор был даже без крахмального воротничка, он на манер Байрона любил ходить с расстегнутым воротом. Вскоре с небольшой прогулки перед завтраком вернулся Торбен, он отложил в сторону свою широкополую шляпу и сделал лесничему комплимент за его работу, назвав стол шедевром. Почти сразу спустился из своей комнаты и Гуггенхейм, как всегда грузный, сутулый, с серым лицом и волосами, он был в черном рединготе. Господа тут же сели за стол. Профессор Арвидсон сидел лицом к саду и спиной к двери. Разговор велся с равнодушной приветливостью, как бывает перед началом еды, тут не имело значения отношение гостей друг к другу. Торбен старался показать себя с лучшей стороны. Когда слуга подал к закуске холодную водку в маленьких рюмках, Торбен поднял свою рюмку и приветствовал гостей, посетивших его дом. Оказалось, что его занимала та же мысль, что и профессора, с удивлением слушавшего его слова:

— После того как я вернулся домой, получив сообщение о печальной кончине моего отца, я не мог сразу повидаться со всеми старыми друзьями, — начал Торбен. — Для этого я слишком долго жил вдали от родины. Потом, я постепенно стал встречать людей, чей путь пересекся с моим в результате известных вам обстоятельств. Прежде всего вас, господин Гуггенхейм, самого верного друга моего отца, потом вас, профессор Арвидсон, и наконец вас, доктор Хенглер, вы поддерживали моего отца во всех отношениях. Но время шло и мы словно отдалились друг от друга. Разве не удивительно, что сегодня мы все собрались здесь? Мы как будто встретились заново, хотя я и не ждал увидеть вас всех в Мариелюнде. Профессор Арвидсон оказался здесь случайно, господин Гуггенхейм случайно проезжал мимо, доктора Хенглера привела сюда любовь к искусству. Так мы встретились здесь сегодня по необъяснимой прихоти судьбы. Когда я думаю над этим, я прихожу к мысли, что здесь собрались люди, которые имеют друг для друга большое значение…

Торбен прервался, потому что профессор уронил на пол свою рюмку. Он откинулся на спинку стула и с трудом хватал ртом воздух.

— Вам плохо? — заботливо спросил Торбен.

— Нет, — ответил профессор.

— Вы так побледнели. Должно быть, это жара…

— Нет, — снова сказал профессор. — Я не болен, виной всему моя неловкость. Продолжайте.

Торбен внимательно и серьезно глянул на профессора и быстро закончил свою приветственную речь:

— Давайте же, друзья насладимся этой неожиданной встречей, мы с вами встретились в темные дни и теперь перед нами забрезжил свет будущего. Вечный закон жизни гласит, что темнота и невзгоды забудутся и свет в конце концов восторжествует.

Слуга быстро принес профессору Арвидсону новую рюмку, и все молча чокнулись. Но это было странное, почти гнетущее молчание. Гуггенхейм смотрел вдаль своими словно затянутыми дымкой фарфоровыми глазами, Хенглер разглядывал свою тарелку и чему-то улыбался. Однако Торбену в конце концов удалось завязать разговор в том легком, светском тоне, который так приятен во время добрых застолий. Учитывая все, что произошло ночью и утром, нужно было отдать ему должное. Он продемонстрировал незаурядное присутствие духа и умение держать себя в руках — а может, он просто вел себя, как игрок, который знает, что у него хорошие карты, и спокойно ждет дальнейшей игры.

Как ни странно, но после оплошности с рюмкой у профессора Арвидсона заметно улучшилось настроение. Он помогал Торбену занимать гостей, подхватывал разговор и втягивал в него остальных так, что в конце концов разговор стал общим. Превосходное вино тоже помогло поднять гостям настроение. К тому же жара немного спала. Подул свежий ветер и наполнил залу желанной прохладой. Такой ветер часто налетает после долгой, неподвижной жары и быстро переходит в настоящий ураган.

Но что же случилось с профессором? Почему он уронил рюмку? Только ли из-за неловкости, на которую сослался, или увидел нечто, что так поразило его? Все объяснилось очень просто: профессор случайно взглянул на слугу, которого пригласили в замок из деревенского трактира.

Слуга ответил на его взгляд, и профессор узнал его.

Это был Рист, сыщик Рист.

Маскарад Риста был безупречен. Ему весьма пригодилось, что немалую часть своей жизни он провел в посещении всевозможных ресторанов. Торбен Мильде не мог бы пожелать лучшей сервировки для своего знаменитого завтрака. Это лишний раз говорит о том, что образованный и опытный человек, всегда может быть превосходным слугой.

Профессор ждал Риста, и теперь присутствие сыщика успокоило его: ему все время казалось, что этот день — последний и что ночь принесет разгадку тайны. По мере приближения непогоды тревожное ожидание разъедало нервы профессора, подобно медному купоросу.