– Здравствуй, папа! – Дочери было лет двадцать. Мешков не успел ответить, потому что соседка затараторила с невероятной скоростью:

– С приездом, Виктор Михайлович! Я забежала на минутку, у меня совершенно нет времени. Посмотрите, вот я достала бра, оно из ГДР. Я купила его у метро «Войковская». У меня обои золотистые, в цветочках. Вы с дороги, вам надо отдохнуть! В квартире шестнадцать сказали, что бра подходит, в квартире восемнадцать – что не подходит, я могу сдать бра обратно. У меня есть чек, в двадцать второй сказали…

– Хорошее бра! Прекрасное! – прорычал Мешков.

– А что думаете вы, Машенька? – спросила соседка у его дочери. – Я так дорожу вашим мнением.

– Под старину теперь модно! – закивала Маша, только чтоб отвязаться. – Папа, ты будешь есть рыбные котлеты?

– Машенька! – счастливым голосом пропела соседка. – Хотите, я вам дам гениальный рецепт, как готовить рыбные котлеты из морского окуня. Надо взять филе, положить в молоко…

– Поменяйте ваше бра. – Мешков угрожающе поднялся с дивана. – На филе морского окуня! А филе сдайте обратно, если у вас сохранился чек!

Соседка в испуге вылетела из квартиры.

Потом отец и дочь сидели за столом на кухне. И смотрели друг на друга, при этом отец ел рыбные котлеты, он, не глядя, цеплял их на вилку и отправлял в рот. По тому, как они смотрели, видно было, что отец и дочь не только любят друг друга, но еще и большие приятели. Это на сегодня редкость.

– Ты царапаешь вилкой по пустой тарелке, – заметила Маша. – Ты умял восемь штук!

Мешков захохотал. Он хохотал от души, запрокидывая назад голову и показывая зубы. Затем оборвал смех:

– Скажи, Маня, можно ли влюбиться в твоего отца, когда он несет на вокзале чужие вещи?

– Много вещей? – строго спросила Маша.

– Один чемодан.

– Всего один?

– Но зато такой тяжелый, что отломилась ручка.

– Если отвалилась ручка – тогда можно! – И дочь серьезно продолжила: – Папа, я тебя наизусть знаю, что у тебя произошло?

В это время раздался звонок в дверь. Мешков повернулся к двери, собираясь встать, но дочь остановила его:

– Обожди, это Павлик. Он, между прочим, предлагает мне идти за него замуж.

Мешков растерялся:

– Но почему замуж?

– Он сильно высокий, – рассуждала Маша, – это модерново, он на бас-гитаре играет.

Мешков осторожно спросил:

– Ты его любишь?

– Конечно, нет, но мне уже двадцать, пожалуйста, не возражай, сейчас всеобщая акселерация. Двадцать лет – самый замужний возраст.

– Маня, – простонал отец, – но если ты его любишь…

– Папочка, когда ты ко мне привыкнешь? Я ведь шучу, я всегда шучу, и поэтому мы не откроем дверь!

Павлик продолжал звонить, проявляя характер.

Несколько дней спустя погода испортилась. По крышам и мостовым усердно заколотил дождь. Когда Лаза-ренко вышел из метро, то припустился бегом.

Вскоре Лазаренко спешил по длинному коридору и заглянул в комнату, где работал Мешков. В комнате никого не было.

Лазаренко прошел дальше по коридору.

В зале заседаний была распахнута дверь. Лазаренко осторожно, через голову женщины, которая сидела при входе, заглянул внутрь и увидел Мешкова.

– Вызовите-ка мне Мешкова! – шепотом попросил он женщину.

Женщина нагнулась к соседу и, как при игре в телефон, шепнула ему на ухо: «Мешкова спрашивают!» Тот нагнулся к следующему и повторил: «Мешкова спрашивают!»

Мешков поднялся с места и, аккуратно переступая через чужие ноги, выбрался в коридор.

– Здорово! – сказал он Лазаренко. – С приездом. Что стряслось?

– Тебе привет!

– Какой привет? От кого?

– От изумительной и неповторимой Илларии Павловны.

– Ты за этим меня вызвал с совещания?

– За этим.

Мешков повернулся к нему спиной, возвратился в комнату, где шло совещание, и занял свое место.

Лазаренко потоптался в коридоре, потом снова наклонился к женщине, которая сидела в дверях:

– Извините, еще раз Мешкова!

Женщина покрутила головой, но все-таки нагнулась к уху соседа и передала поручение. Мешков мрачно поднялся со стула.

– Что происходит, Виктор Михайлович? – Управляющий проявил неудовольствие.

– Все время междугородная вызывает! – соврал Мешков, снова с трудом выбрался в коридор и кинулся на Лазаренко: – Что тебе еще, что ты пристал?