Шрифт:
С минуту он с сомнением смотрел на нее, а затем отвел взгляд и нехотя кивнул.
– Понимаю.
– Вот и хорошо. А теперь я, пожалуй, пойду к себе и немного отдохну. Сегодня был очень трудный день.
Шанталь направилась к лестнице, но, ступив на первую ступеньку, снова обернулась и как-то неуверенно посмотрела на мальчика, словно раздумывая, стоит ли говорить.
– И вот еще что, Дэни, – наконец произнесла она. – Пожалуйста, никому не говори о моем странном поведении сегодня. Мне бы не хотелось, чтобы остальные волновались. Особенно месье Поль. Ему и так забот хватает, незачем беспокоить его такими пустяками.
– Как пожелаете, мисс Шани.
– Спасибо, Дэни.
Отвернувшись, она продолжила путь. Двигаясь скорее по инерции, чем осознанно, она поднялась на самый верхний этаж, где располагались служебные помещения, вошла в гримерную и обессиленно упала на стул. Она чувствовала себя так, словно какой-то невидимый гигант высосал из нее все силы, оставив пустую оболочку. Ужасно ломило кости, а тело ныло от усталости.
«Боже мой, наконец-то все закончилось», – подумала она и, словно ожидая этого сигнала, отяжелевшие веки опустились, а голова стала клониться на грудь.
Но тут дверь снова распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Испуганно вздрогнув, Шанталь вскочила на ноги и ошеломленно уставилась на нее. На пороге стоял Альберт. Вернее, мистер Уильям-Альберт Эндри – самый богатый, знатный и влиятельный холостяк Чикаго, который несколько месяцев ухаживал за ней, посещая все ее спектакли и преподнося скромные букеты фиалок вместо огромных корзин роз и дорогих подарков, как это делали остальные ее поклонники, который сразу же прекратил преследовать ее, стоило ей лишь попросить его об этом, и которому, хотя она не признавалась в этом даже самой себе, таки удалось покорить ее сердце. Ну… или почти удалось. В первое мгновение ей показалось, что она все-таки заснула и все это лишь сон, игра усталости, воображения и тайных чувств. Девушка зажмурилась, а затем резко открыла глаза и несколько раз тряхнула головой, но ничего не изменилось. Она по-прежнему стояла в своей гримерной, а прямо напротив нее, тяжело опираясь рукой на косяк и прожигая ее мрачным, почти жестоким взглядом, стоял Уильям-Альберт Эндри. Не сводя с него изумленно распахнутых глаз, она машинально ущипнула себя за руку и едва не подпрыгнула от боли.
«Значит, это не сон», – молнией пронеслось у нее в голове.
– Что… Что все это значит? – наконец пробормотала она, понемногу приходя в себя. – Зачем вы здесь? Я же просила вас не приходить больше. Сплетни…
– Сплетни?!! – процедил Альберт, словно выплюнув это слово ей в лицо. – Только не нужно рассказывать мне сказки, будто бы тебя волнует, что скажут люди! Тебе больше не удастся сделать из меня дурака. Больше я тебе не поверю.
Шанталь так растерялась, что в первую минуту не нашла, что сказать на это. А затем по ее лицу разлилась мертвенная бледность, черные глаза возмущенно вспыхнули, а брови сошлись над переносицей.
– Что вы такое говорите? По какому праву…
– По единственному праву, которое ты признаешь, – холодно перебил ее Альберт. Два полыхающих гневом взгляда – синий и черный – скрестились, словно два клинка в смертельном поединке. Казалось, даже воздух в комнате потемнел и зазвенел невидимым напряжением. – По праву самого богатого и знатного!
– Что?!! Да как вы смеете!
– Как я смею?!!
Сорвавшись с места, он в два шага очутился прямо перед ней и, схватив ее за плечи, несколько раз тряхнул с такой силой, что ее голова мотнулась, словно у тряпичной куклы. Не ожидавшая этого Шанталь испуганно замерла в его руках, не сделав даже слабой попытки освободиться. Шпильки, удерживавшие ее волосы, уложенные в скромный тяжелый узел на затылке, разлетелись в стороны, и шелковистые черные локоны волнами рассыпались по плечам, но ни один из участников этой сцены не обратил на это никакого внимания.
– Да что с вами, мисс Шанталь? – издевательски прошипел Альберт, почти с ненавистью глядя в ее бескровное лицо с испуганно распахнутыми черными глазами. – В Париже вы не были такой щепетильной. И совсем не боялись сплетен, если судить по тому, что о вас писали в газетах. О нет. Наоборот! Вы выставляли себя напоказ. Себя и свои шашни с этими денежными мешками с длинными родословными. Тогда вас, кажется, совсем не беспокоило, что о вас скажут или подумают. Так почему же здесь, в Чикаго, вы вдруг стали такой строгой поборницей нравов? С чего такая перемена?!! Молчишь? А я скажу с чего. Набиваешь себе цену! Так если дело только за этим, надо было сразу сказать! Ты же знала, что я богат. Очень богат. Один из самых богатых в Чикаго. Это тебе любой подтвердит. Я заплатил бы столько, сколько ты потребовала, и даже не стал бы торговаться. Так зачем же было лгать и разыгрывать из себя недотрогу?
Он еще раз сильно тряхнул ее, испепеляя потемневшим почти до черноты взглядом. И тут до нее донесся знакомый запах.
– Господи, да ты пьян! – пробормотала Шанталь, озаренная внезапной догадкой.
– Пьян? – лицо Альберта исказилось в гримасе, представлявшей жуткую смесь гнева, горечи, разочарования, презрения и насмешки. – О нет. Я не пьян. К сожалению. Всего виски этого мира не хватит напиться до такой степени, чтобы забыть, каким дураком я был. Меня ловко облапошила театральная актриса, приторговывающая собой на подмостках. Словно жалкого, глупого, доверчивого щенка. Впрочем, я и вел себя, как жалкий, глупый, доверчивый щенок. Приходил на каждый твой спектакль, посылал букеты. Выставлял себя на посмешище вместо того, чтобы напрямую спросить о цене. Господи, я сам себе противен! Впрочем, по заслугам мне, наивному идиоту. Нашел, где искать чистоту и искренность!
Он снова тряхнул ее с такой силой, словно хотел вытрясти из нее душу. Шанталь болезненно поморщилась и попыталась высвободиться, но ее попытка привела лишь к тому, что Альберт сильнее сжал пальцы, буквально впившись ей в плечи.
– Отпустите меня! Мне больно!
– Мне тоже больно. Мне очень больно. И становится еще больнее, когда я думаю о том, кому я готов был отдать свое сердце и все, что имею. Шлюха! Обыкновенная жалкая шлюха! Такая же, как и те, что открыто торгуют своим телом в борделях и на улицах. Нет, хуже. Те, по крайней мере, не притворяются добродетельными и не играют в высокие чувства. Они просто делают свое дело, берут деньги и исчезают из твоей жизни навсегда, не причиняя боли ни себе, ни другим.