– Я, пожалуй, пойду. Поезд рано утром, нужно успеть собраться. К тому же, надо бы просмотреть прошлые отчеты, вдруг что прояснится. Опять же надо поискать подходящее кафе. У меня есть на примете парочка, но я уже давно там не был.

– Что ж, – Альберт сделал вид, что не заметил его состояния. – Сходи, проверь. Можно было бы отправиться в какой-нибудь ресторан, но Кенди наверняка откажется. А небольшое кафе будет в самый раз.

– Ты прав, – согласно кивнул Арчи, старательно отводя взгляд. – Встречаемся здесь в семь. К этому времени я постараюсь разобраться с отчетами и найти подходящее место для сегодняшнего вечера. До встречи.

Сунув отчет под мышку, он поспешил к двери.

– До встречи, – пробормотал Альберт, провожая его понимающим взглядом.

“Бедняга Арчи. Кажется, ты начинаешь понимать. Ты любил Кенди, которой больше нет. Уже давно нет. Она осталась в прошлом. А к прошлому нет возврата. Тебе следовало это понять уже давно, и тогда сегодняшняя встреча не оказалась бы для тебя такой неожиданной и болезненной. Как и новая, сегодняшняя Кенди…Что же ты теперь будешь делать? Впрочем, что ни делается – все к лучшему, так, кажется, любит говорить Кенди. И все-таки, бедняга Арчи!”

– Уф-ф… Надеюсь, я не опоздала?!! – пробормотала запыхавшаяся от быстрого бега по крутым ступенькам Кенди, останавливаясь перед Флэнни, ожидающей ее возле кабинета доктора Леонарда.

Застывшая в позе извечного терпеливого ожидания девушка смерила ее привычным строго-непроницаемым взглядом серых глаз и, обернувшись, посмотрела на висящие над дверью часы.

– Нет, но была близка к этому, – осуждающе заметила она. – Я уже начала волноваться. Господи, Кенди, и когда ты только научишься порядку и дисциплине!

– Очевидно, никогда, – улыбнулась в ответ на эту, очевидно, ставшую уже привычной тираду Кенди и озорно подмигнула подруге. – Такая уж я есть – и ничего с этим не поделаешь. В конце концов, моя рассеянность никак не сказывается на работе, не правда ли? Тогда так ли уж это важно? К тому же, я все-таки не опоздала.

Флэнни нахмурилась, но не нашла, что возразить, а потому махнула рукой и пробормотала:

– Если бы это видела Мэри-Джейн, уж она наверняка нашла бы, что тебе сказать по этому поводу. Она не раз говорила, что медсестре непозволительно быть рассеянной, забывчивой, бегать и суетиться. Мы должны четко, спокойно и методично выполнять свою работу. Только тогда мы станем хорошими медсестрами.

– А разве я хоть раз нарушила это правило? – искренне удивилась Кенди.

– Ты постоянно его нарушаешь, – невозмутимо констатировала Флэнни. – Я бы даже сказала, что ты олицетворяешь антипод этого правила. И извиняет тебя лишь одно: ты делаешь это не умышленно, а потому, что ты такая по сути. Сумасбродство, хаос и импульсивность – это часть тебя. И ты сеешь их всюду вокруг себя, как тучи дождь.

– Ты преувеличиваешь, – обижено надулась Кенди.

– Отнюдь нет, – все также строго и спокойно ответствовала Флэнни, но тут же, чуть смягчившись, добавила. – Но, как ни странно, все твои безумства идут на пользу. Если не тебе, то окружающим. Наверное, потому что все твои поступки идут от чистого сердца.

От этой скрытой скупой похвалы лучшей ученицы школы медсестер Мэри-Джейн щеки Кенди полыхнули румянцем смущения и удовольствия.

– Спасибо, Флэнни, – пробормотала она. – Я постараюсь быть сдержанней и не суетиться.

– Можешь не стараться, – пожала плечами та. – У тебя все равно не получится. Человек может измениться, но никогда не сможет стать другим человеком. Мы такие, какие есть – это замечательно. Так и должно быть. А теперь пошли. Доктор Леонард, должно быть, уже заждался, а он, как ты помнишь, очень не любит, когда опаздывают.

– Да, верно, – кивнула притихшая Кенди, послушно следуя за подругой.

Остановившись перед дверью, ведущей в кабинет начальника госпиталя Святого Иоанна, Флэнни поправила выбившийся у виска локон и решительно постучала.

– Войдите, – донесся из-за двери знакомый звучный бас.

– Добрый день, доктор, – мягко произнесла Флэнни, входя в кабинет.

– Здравствуйте, доктор Леонард, – повторила вошедшая следом Кенди.

– Кенди! Флэнни!

Доктор Леонард неуклюже выбрался из глубокого кресла, стоявшего за массивным столом, и поспешил к ним навстречу. Остановившись перед ними, он с минуту радостно и как-то неверяще смотрел то на одну, то на другую, темные глаза под сурово насупленными по привычке седыми бровями подозрительно блестели. А затем быстро и по-отечески крепко обнял их на мгновение, сразу обеих, прижав к себе, словно не собирался больше отпускать, но тут же неловко отстранился, словно устыдившись собственного искреннего порыва и несдержанности, и отвел взгляд.

“А он совсем не изменился”, – растроганно подумала Кенди, чувствуя как на глаза наворачиваются непрошеные слезы. Только сейчас, в этом маленьком аскетично обставленном кабинете с высоким, словно уходящим в небо, потолком, огромными окнами и воздухом, пропитанным запахом лекарств, она вдруг ощутила себя дома. Только сейчас она поняла, что действительно вернулась из далекой, полуразрушенной, истекающей кровью и страданием чужой Франции в свою страну, в свой Чикаго, где всё было таким родным и знакомым. Где было столько воспоминаний, столько друзей, столько всего хорошего и плохого, что хотелось одновременно и плакать, и смеяться.