Мои слова с дрожью выбиваются, но место сожаления или понимания, которое бывает крайне редко, Веркоохен замахивается своей тяжелой рукой, заставив мою щеку полыхать огнем своей пощечиной.

Кажется, перестав дышать, я беспокойно тянусь к щеке, касаясь пылающего и онемевшего места на лице, с укором смотря на парня, что бесчувственно вонзает в меня ненавистный взгляд. Я медленно пячусь назад, словно пытаясь вжаться в то, что сможет защитить меня, но позади только пустота и холодный воздух.

– Ты не имеешь ни малейшего представления, что такое боль, – говорит он холодно и дико. Я растеряна. Что делать сейчас? – Ты ее никогда не чувствовала. Я жил рядом с тобой в вечном жизненном дискомфорте, а теперь ты противишься даже слушать меня. Это не я, это ты циничная тварь! – прогремел Нильс. – Я тебя отгородил от всего, что могло тебе принести какой-то вред, а ты взамен возражаешь каждому моему слову! Я ни разу не заставил тебя рыдать и почувствовать то, что чувствовал я! Как ты можешь меня в чем-то обвинять? – полный презрения он указывает на меня пальцем, сделав из меня ничтожество. Слезы безвольно текут по щекам, а я все так же стою, не двигаясь, с рукой на горящей щеке. – Думаешь, что я плохой? Думай, во всяком случае теперь тебе не куда деваться. Посмотрим, насколько ты терпелива, – угрожает он мне, вновь ухватив меня за руку.

Но я не составляю, ни единого сопротивления, покорно поспевая за парнем. Во мне зажигается отвращение к себе самой, как только Веркоохен высказал все, что думает обо мне. Он действительно не считает меня человеком, скорее расплатой за свою жизнь. Но так бы сделал каждый, будь его жизнь испорчена, а тому, кому можно отомстить – рядом. Слишком рядом.

Веркоохен заводит меня чуть не за шкирку в здание, где миссис Робинсон обнаруживает нас зорким взглядом.

– Мисс Прайс? – спрашивает она, поднимаясь с диванчика, который служил отдыхом для рабочего персонала общежития. Я отворачиваюсь от нее, пытаясь не смотреть в ее сторону. – Мистер Веркоохен? – недоверчиво обращается она к Нильсу.

– Девушка попала в нелепую ситуацию. Помогаю дойти до комнаты, – безразлично кидает он. Медленно ступаю по коридору, но миссис Робинсон увязывается за нами.

– Разве мисс Прайс не сможет дойти до комнаты сама? – любопытная женщина преграждает нам путь, заставляя нас, вновь остановится.

– Боюсь, что в алкогольном опьянении – нет, – сердится Нильс на миссис Робинсон, а та находит мой взгляд. Мои ноги и так ватные, а после враждебных криков во дворе, я еле-еле стою на ногах. Она удостоверилась в моем состоянии. Но я не была настолько пьяна, я была растеряна, расстроена и импульсивно дыша, насторожено смотрела на нее.

– Идите быстрее в комнату, – пропустила она нас взволнованным голосом, позволяя свободно добраться да комнаты.

Я чувствовала, что меня ждет в дальнейшем еще что-то нечто худшее, но не смела сопротивляться. Он был прав в том, что отгородил меня от всего, представив опасность только с ним. Друзья его не глумились надо мной, хотя имели право. Он не хотел, чтобы я имела с ними что-то общее, ведь знал, что случится что-то подобное, как сегодня. Он не поднимал на меня руку. Сегодня это заслуженно, сегодня вина своих бед только я одна. Нильс никогда не нарушал договор, да, он прикасался, и даже поцеловал, но все же это было в порыве неких чувств, и я не могу отвергать то, что мне было приятно. В это же время я рушила наши рамки договоренности каждый день: я оказывала сопротивление и боролась, не смотря на то, что часто моя гордость давала трещины. Так же он доверял мне и даже провел сегодня весь день со мной, а я взамен все испортила и оказалась в самой омерзительной ситуации.

Веркоохен вталкивает меня в наш блок, закрывая двери на ключ. Подбирая меня за локоть, он ведет на кухню, грубо окинув меня на стул. Думалось, что я полечу на пол, но вовремя схватилась за столешницу.

Нильс все это время молча, не обращая на меня внимание, снимает свою верхнюю одежду и откладывает ее на соседний стул. На столе оказывается бутылка, которую он купил у бармена перед выходом. В скором времени, Нильс поворачивает ко мне, и берет бутылку, открывая ее крышку, при этом, не спуская с меня своего крайне спокойного взгляда.

Как только крышка выскакивает из горлышка, он протягивает мне содержимое. Я оторопела, но с дрожью в руках беру предложенную им бутылку и смотрю на него. Что он хочет?

– Пей, – скомандовал Нильс, а я встревожено смотрю то на руки, то на него. В каком смысле «пей»? Он что, хочет напоить меня?

– Н-Нильс…– неуверенно поддавила я.

Но он не слушает, выхватывает бутылку и подносит к моему рту, в тот момент, пока я брезгливо от нее отворачиваюсь.

– Открывай рот, – обратился он, а я все так же пытаюсь отстраниться от него. Веркоохен не силен в том, чтобы ожидать моего соглашение, поэтому он жестко хватает меня за скулы. Его пальцы грубо сдавливают щеки, заставив распахнуть рот от нестерпимой боли. В этот же момент, жидкость с противным запахом и вкусом поражает мое горло, вливаясь в меня без моего разрешения. Я начинаю задыхаться и кашлять, тогда Нильс отпускает меня. Но, как только я проглотила содержимое и поморщилась, он вновь опрокидывает мою голову, заставив пить эту жидкость.

Я не в силах сопротивляться его силе, а так же захлебываться, поэтому насколько это возможно я глотаю ее быстро и без памяти. Мои руки впиваются в рубашку Веркоохена, крепко удерживая его от безвыходности. Слезы медленно стекают по щекам, а головокружение забивает всю мою голову.

– Я больше… не могу, – заплетающимся языком говорю я, откашливая алкоголь, но Нильс вновь заставляет проглатывать все до капли.

– Можешь, – только и говорит он, давая мне несколько секунд, чтобы вдохнуть воздух. Алкоголь ударяет спиртом, и эта жидкость спускается по моей шее, касаясь платье, которое насквозь промокло на груди и плечах.