– Если только она сама будет в этом виновна. Но не переживай, Патерсон уже не новенькая, тому и знает, что да как, – хмыкает он, а у меня складывается впечатление, что лучше бы я сидела в комнате и не высовывалась. Не выдавая свое мгновенное презрение, я отвожу взгляд в сторону.

– Вы тут все такие? – слетает с моих губ, когда я вновь наблюдаю на парнем исподлобья, который с удовольствием доедает свой десерт. Что-то слишком больно кольнуло в груди и не только от его безразличия и цинизма, но и пламенное приветствие из далекого прошлого.

– Да, Роуз. Так или иначе, каждый знает, на что он способен. Какова грань действий, где будет положена определенная черта дозволенного, и какой порог не стоило бы переступать. Не обессудь, но именно твоя нога сейчас стоит уже за порогом Найла Хорона.

– Ты тоже знаешь, на что способен? – несколько несдержанно вырывается из меня, когда я скептически складываю руки на груди. Луи наклоняет голову, смотря, как я готова взять его упором и настойчивостью, копая ход до истины. В любом случае, хотелось бы узнать Луи поближе, со стороны его граней. Свет не создал за последние года человека, который бы запугал меня до ужаса, или элементарного страха. Но вслед этому есть тревожность, за мою кузину Стеффани и за свою необузданную любопытность.

– Знаю, Розали. И ты знаешь, на что ты готова. Каждому человеку достаточно быть уверенным в себе и уметь манипулировать ситуацией, – кивает он, и тоже откидывается на спинку стула, копируя меня в точности, когда так же складывает руки на груди. Теперь контакт наших глаз встретился в пламени сражений.

– Хочешь сказать, что услышав от меня бездельную трепню или осуждение, то ты ударишь меня? – знаю ответ за ранее, и загоняю этого играющего тигра в свою личную сеть, заодно усмехаясь, довольна собой.

– Всегда есть выход и исключения, – только вот Луи не был все тем же милым Луи. Точнее, его голос был мягок и безмятежен, но слова, что он произносил резали уши.

– Ты только что… Ты не отрицаешь, Луи, – несомненно, он меня изумил ответом! Он только что напрямую предупредил меня о том, что за какие-то не понравившиеся ему действия с моей стороны, я получу хорошей взбучки и явно не словесной! Я ошиблась в друге, которого хотела иметь.

– Роуз, подумай сама. Предположим, я скажу что-то слишком мерзкое или то, что тебя заставит вспыхнуть, задену тебя, принеся боль или ярость. Что ты сделаешь? Убежишь? Нет, ты дашь мне понять, что заслуживаешь уважение. Так устроен мир, и неотделимая часть – пойти по головам ради своих целей, – показывает он жестами рук наш округ и рассказывает в ярких красках то, что я бы не сделал никогда в жизни! Это настолько цинично и подло, что я на миг лишившись слов, возмущенно гляжу на парня.

Идти по головам слабых – как же это низко!

– Может, это именно ты так утроен, Луи? Я не буду поднимать руку. Унизить человека это и есть настоящая мерзость и осквернение. Возможно, что у тебя пробудится совесть, и ты извинишься, – отстаиваю свою позицию. Конечно, раньше моем мнение было таковым и даже более острым, но на этом этапе жизни я такого не стерплю. Опыт на своей шкуре – всегда лучший урок и советник в будущем. Пять лет назад на моих руках было не меньше грязи, и какой бы хорошей я не была сегодня, уже никогда не смогу избавиться от чувства скверны.

– Нью-Йорк не перед кем не отчитывается и не извиняется, Роуз. Другим словом, тут ты можешь взять вверх над всеми, или ходить под ними. Тебе выбирать сторону.

– Я не покровительственна вашим амбициям. Это неправильно, уничтожать человека – низко. То, что вы ходите по головам слабых – ничтожно. И придет однажды тот момент, который переломит вас всех, заставит самых больших и сильных опускать голову при слабых. А что касается меня – никто не посмеет перейти мой порог, учитывая вашу сомнительную чистоту.

Нервно дышу. Между нами повисло тугое молчание, которое я не стремлюсь больше нарушать. Луи любопытно осматривает меня, очень даже заинтересовавшись моей позицией. Я никогда не вернусь к прежним амбициям, нью-йоркским правилам выживания, но и не дам себя в обиду. Встаю из-за стола, потрясенная словами парня как и его не здравым рассуждении о жизни нью-йоркской элите. Элита – лишь слово из грязи, что дождется совего летнего дождя, размывая все поганое и лишая их силы. Луи внимательно наблюдает за мной и тем, как я застегиваю пальто.

– Ты уходишь, потому что у нас слишком непристойная тема? – поддает он голос, все еще рассматривая меня, как-то уже значительно раздражительно для меня меня самой. Что такого он сейчас во мне видит, что склоняет голову на бок? Чем забавляется?

– Я ухожу, потому что не хочу с тобой беседовать, Луи.

– Вот как? – слишком фальшиво удивляется.

– Да, и если ты думаешь, что после этого сможешь подойти ко мне, то ты очень ошибаешься. Не в моих правилах общаться с избранной аристократией большого города, – в мои слова выплескивается гордость и непоколебимость.