– Тебе-то какое дело до этого? – остановилась я в шаге перед ним, несколько скептически разглядывая его наглую улыбочку.

– Не следует так выступать на парах, Прайс. Мало ли, кто-то да прислонит твое личико к полу. Только заявилась, а выставляешь себя всезнайкой и заучкой. Ты не заведешь друзей подобным образом.

– А я не проявляю дружеского интереса к кому либо, в особенности к тебе, Санчес. Дай пройти, – резко выговариваю я, поддаваясь в лево от стены, но парень вновь преграждает путь уже с иной стороны.

– Будь осторожна англичаночка, задерешь свою умную голову выше и кто-то снесет ее налету.

– И кто же снесет? Не ты ли, Санчес? – сквозь зубы рычу я на парня, который не оставляет попыток оскорбить меня.

– Розали, – слышу, как меня окликают, и никто иной, как Луи придвигается ко мне, став рядом, напротив Санчеса. – Большая перемена для отдыха, а не для траты времени на всяких змеиных отпрысков.

– Подбирай речь, кретин.

– Мне ли ты это сказал? – приподнимая брови, интересуется Луи. Санчес, было готов кинуться в новый спор, как поглядел за спину парня, умолкнув. Я оглядываюсь и замечаю стоящего под стенкой Хорона, беседующего с еще парой парней, чьи взгляды погружены только на Итана. А к ним, направлялся еще один парень – сосед, что появился только после второй лекции, – Прикуси свой острый язык, и не цепляйся к девушке. А иначе… мне ли объяснить последствия? – сурово и в боевой готовности произносит Луи, и теперь я прослеживаю нерешительного Итана, который с прищуром, а после и со злостью от собственного поражаения отходит в сторону.

– Я бы справилась сама, Луи. Но спасибо, теперь этот парень будет обходить меня десятой дорогой, словно от прокаженной, – говорю я, ступая дальше по коридору. Луи придерживается рядом.

– Пойдем на обед, – лишь отвечает Томлинсон, решив пропустить мои слова мимо ушей. Я же ступаю на обеденный перерыв вместе с Луи.

Мне удается и философия, которая была на протяжении двух пар. Мистер Физерт прекрасный педагог! Для меня философия была самым скучным и бессмысленным предметом в предыдущем учебном заведении. Но здесь я вижу суть изучения предмета, и мне становится интересно, несмотря на долгие затянувшиеся рассуждения о человечестве и мире.

Выхожу с колледжа в три и звоню бабуле, которая расспрашивает все, что ей кажется интересным. Приходится попридержать свой язык на соседе и на Луи, ведь бабушка заразиться сотней вопросов, а о Стефф я и вовсе не смогла заговорить, переживая за нее и вовсе.

Устало я захожу в общежитие и держу путь к себе в блок, при этом рассматривая книгу по философии, которую мне понадобилось получить в библиотеке. Как только я дохожу к двери, впервые оторвав взгляд, чтобы открыть блок, мое сердце резко подскакивает, а я выпускаю из рук ту самую книгу, смотря на сидящую около двери девушку.

— Стеффани? — непонимающе выдавила я, смотря на черноволосую, которая зарыла свое лицо в своих грязных волосах, поднимая книгу. Я настороженно присаживаюсь около нее, пытаясь заглянуть в ее глаза, понять, что случилось, но Стефф, как маленький ребенок прячет лицо. Одежда точно не свежая, и я чувствую запах далеко не цветочного киоска, страшный смрад после принятия алкоголя. Тонкая кожаная куртка подряпана, колготки порваны на коленках. Где она была?

— Помоги мне, Розали, — просит она настолько тихо и протяжно, что мою душу терзают кошки, а по коже проходит холодок. Я убираю ее взъерошенные волосы с лица, и мало ли не вскрикиваю, когда вижу ее лицо в ссадинах. Синяк у глаза, красные щеки, что точно не от мороза, а от сильных ударов, если и вовсе не от кулаков. Какого черта происходит? Мои руки подрагивали, а глаза вдвойне расширились.

— Господи, Стефф! Скорее заходи, почему ты здесь сидишь? — от ее вида у меня ползут мурашки по спине, и я ежусь, когда в моей памяти всплывает не очень-то и хорошее прошлое. Она пытается подняться, но почти сразу же ввалиться на пол, зашипев от нестерпимой боли. Я помогаю встать ей, поддавая руку и придерживая за талию, от чего девушка зажмуривает глаза.

В торопливом темпе завожу ее в блок и нервно пытаюсь открыть двери одной рукой. Странное чувство заставляет меня остановиться, и я смотрю на кухню, недоуменно замечая парня, который сидит со сложенными руками на столе, пристально наблюдая за мной и каждым движением. На секунду, другую, я не могу понять, что же происходит, но его взгляд темных голубых глаз не сулит ничего хорошего.

Догадываться было и не нужно, что он выражал явно не любовь и не очень хорошие чувства к своей соседке, однажды нагрубившая ему в отместку.

— Роуз? — перерывает наш зрительный контакт с соседом Стефф, и я вспоминаю, что нужно открыть двери. Провозившись с замком еще несколько секунд, я открываю ее и затаскиваю девушку во внутрь, проведя до кровати. Моя аптечка находится на кухне. Недолго думая, скорым шагом отправляюсь на кухню, избегая сощуренного и точно недоверчивого взгляда парня. Открываю дверцу верхней тумбы, ища небольшую коробочку, с справа, на самом верху.

— Неужто, Розали Прайс, сама Мать Тереза, спасающая больных бедняжек вроде Патерсон? — начинает говорить со мной сосед, что действительно удивительно для него. Но грубость и презрение он предъявил в полной форме, на что я встретилась с ним взглядом.

Молчу. Тянусь за коробочкой, которую я положила на самый вверх.

— Ты знаешь, что это не соблюдение этикета — молчать, когда с тобой говорят, или же ты и вовсе стала манерной напыщенной англичанкой? — вновь требует он поговорить с ним и ответить. Я опускаю руку, так и не сумев дотянуться до коробки, с неприязнью кинув очередной взгляд на соседа, не понимая, чего он добивается.