Шрифт:
«Завтра же, хоть клещами из себя выдавливать буду, скажу, что все», - решила уже почти в Лондоне. Встретил его отец. Поздоровался, теплее, чем обычно. Розалину даже обнял. Конечно, Антонин наверняка им сказал про свадьбу. Тетю Вирджинию огорчать жуть как страшно, но выхода нет. Она поймет, она добрая и умная. Антонин бы понял… Только бы понял…
Помогла миссис Долоховой с ужином, попела, а тете Вирджинии и так лучше стало, выглядит здоровее. После ужина попросила с ней кое-что обсудить. Женщина с радостью согласилась. Вышли в сад.
– Ты о свадьбе хотела? Тони мне на Рождество сказал, вы женитесь летом… - сияет. – Я так рада, что у меня такая невестка будет! Роззи, - девушка вздохнула. Она должна. Пересилила себя, только голос прозвучал, как чужой.
– Я с ним расстаюсь. Мне сделали выбор, и завтра я скажу об этом Антонину. Мне очень жаль, тетя Вирджиния, когда я согласилась, еще не знала, что выйдет так. Я буду вас навещать, если понадобится, просто… Я его не люблю. Не говорите ему, я сама завтра скажу.
– А любила? – закрыла глаза. Вспомнились его поцелуи, взгляд, и голос. И руки, нежные, теплые, родные. Это прошлое, этого никогда больше не будет. И отказ должен быть твердым. С трудом сдерживая слезы, покачала головой:
– Нет. – Когда открыла глаза, Вирджиния уже заходила в дом. Ни слова не сказала. Роззи вернулась внутрь, подошла было, но Долохова сделала вид, что ее даже не замечает. Пожелала семейству спокойной ночи и ушла в гостевую комнату. Так даже лучше. Вот бы и Антонин так. Так легче… И не так больно… Как уснула – даже не заметила…
Наутро позвала его к себе. Трудно, и язык как прилип к небу. Надо сказать, а страшно…
– Ты чего, Роззи? – обнял ее. – Что с тобой происходит? Милая?
– Ты… Пойми, пожалуйста. Ты еще встретишь девушку, которая тебя полюбит и с которой ты будешь счастлив. Не думай обо мне, отвлекайся, забывай, что мы с тобой по глупости напридумывали. Не надо… Найдешь девушку еще лучше, - долго говорила, просила не зацикливаться на ней и устроить свое счастье. Тяжело вздохнул, с болью посмотрел на нее. Понял.
– Ты встретила выбор? – Кивнула. – Этот аврор? – снова кивнула. Догадался. Сам…
– Роззи, но я… Но мы… Мы столько лет дружили, были лучшими друзьями, и что же теперь?
– Он – мой выбор. Ты для меня лучший друг, и всегда им будешь. Но люблю я его. И буду любить…
– А меня… Меня ты вообще любила? – в голосе Антонина слышится что-то, похожее на отчаяние.
– Я… Я не знаю, - хотела сказать нет, но снова не вышло. Что за напасть такая? Ведь хотела же? И знала, еще утром, что надо сказать. Она и правда не знает, любила ли, но отказ должен быть суровым. Все говорили об этом. И мама, и Оливия, и Анна. А оно вон как, не получается… Странно. И страшно.
– Я правда не знаю… - на глаза навернулись слезы. Отвернулась, чтобы их скрыть. Нельзя оставлять надежду. Успокоилась, обернулась. Стоит рядом, плечи опустились, весь как-то поник и увял. В глазах слезы. Мерлин, неужели ему всю жизнь так страдать придется? И все из-за нее…
От чувства вины сердце разрывается. Опустила глаза, чтобы не смотреть. Наговорила каких-то глупостей вместо короткого отказа. Зря, очень зря, напрасно… Взяла чемодан, начала складывать вынутые вещи, не зря не стала распаковывать. Если сейчас останется – просто не выдержит на них смотреть, сердце разорвется. Лучше уйти, так как-то честнее и правильнее, лучше исчезнуть. Она и Оливия так всегда говорит, лучше рвать, пока не так больно и страшно, а ему и так больнее всех будет. Она же дар получила раньше всех, неизвестно, как на нем это скажется. Собрала чемодан, надела куртку, подошла уже с чемоданом в руке к нему. Все так же и стоит, молча. Коснулась его руки. Хотела сказать что-то вроде «прощай», а вырвалось другое. Совсем другое. «Прости»… Пока еще хуже не наделала, вышла из дома, тетя Вирджиния даже не посмотрела на нее, хотя сидела напротив двери в гостиную. Дядя Николас смотрит с осуждением. Ненавидят ее, наверное. И он тоже, конечно… А может, оно и к лучшему. Трангрессировала из сада, домой. Пробежала мимо мамы, отец по пути успел забрать чемодан. Рухнула на кровать, лицом в подушку, разревелась от боли и вины… Мама присела рядом, прижала к себе.
– Тише, родная, тише. Что случилось? Мы тебя уж не ждали…
– Я отказала ему. Наконец-то отказала. – Произнесла сквозь слезы. – Мне стыдно… Мне его жалко…
– Это пройдет, дорогая, - прекрасно понимая, что это не так и вина лишь ослабнет со временем, шептала Лили, прижимая дочь к себе. – Поплачь, милая, станет легче… Ты молодец, что отказала. Ты молодец…
***
На каникулах же увиделась с мистером Реддлом. Пошла в Косой переулок за чернилами, без родителей. Уж самой восемнадцать лет, не маленькая. А он как раз из аптеки выходил. Узнал, приветливо улыбнулся.
– Роззи? Каким ветром?
– Да вот, мистер Реддл, за чернилами выбралась, - показала ему только что купленную склянку.
– А я могу тебя порадовать, - он улыбнулся. – Дамблдор дал добро, и мое начальство тоже. Буду по субботам по полтора часа тебя тренировать. Аврорату очень понравилась идея принять на работу валькирию, но хотят, чтобы ты сама была в своем решении уверена. Все же… Работа не простая…
– Я хочу помогать людям и защищать их! – глаза девушки сверкнули так, что Реддл умолк.
– Ну вот о чем я и говорю. А где мама с папой?
– Дома. Я одна выбралась. Кстати вот, - она достала из сумочки кнат и протянула ему. – Все никак не отдам, извините.
– Розалина, Мерлина ради, не стоит! – отказался было. Но девушка буквально сунула ему монетку в руки. Пришлось взять.
– Мы договаривались! Так – честно.
– Ну хорошо, хорошо. Кстати, с прошедшим днем рождения, - кивнул в сторону книжного магазина. – В знак благодарности за помощь хочу тебе подарить кое-что. Зайдем?