Возможно, когда-то давно Розалине не хватило именно второй грани души. Сильная волшебница, талантливая и способная, Роззи была иногда слишком добра к людям. Она стремилась найти в каждом что-то хорошее, что-то светлое. Даже, иногда кажется мне, в Лестрейндж тайком она искала что-то хорошее. Конечно, это было следствием ее дара, но любимой это немало осложнило жизнь. Я не раз видел, с какой легкой завистью она наблюдала за сестрой, за Скримджером и другими мракоборцами-коллегами, за Молли Уизли и Артуром. Иногда мне начинало казаться, что Розалине не хватало возможности жить нормально, не будучи обязанной отвечать за столь многое и помогать всем вокруг. Возможно, не будь в ней этой сущности, из нее вышел бы прекрасный мракоборец. Но… несмотря на то, что способности ее высоко ценились на службе, отношения с работой «ее мечты» у Роуз все-таки не сложились… А ведь в самом начале нашего с ней знакомства она просто грезила этой деятельностью. Так сильно, что это походило на легкое помешательство… Но уже после первых же месяцев именно работы, после получения ей диплома, когда она из ученицы-аврора превратилась в мракоборца, в ней что-то словно сломалось… Она старалась не показать этого, не подать вида, но не раз я видел, как после удачного выполнения задания она ревет в подушку, а еще немного погодя она уже сама признавалась мне, что работа кажется ей тяжелой. И все же… Мракоборцем, несмотря ни на что, она проработала пять лет. И в памяти отдела осталась крайне способным, талантливым и сильным аврором.

Кэт, как и Роуз, грезила карьерой мракоборца, но я понимал, что если она станет аврором, тем более уж во время войны и в первые послевоенные месяцы, она очень быстро пожалеет о своем решении. Именно потому я отправил ее в университет – подрасти, увидеть хотя бы толику этой грязи изнутри, и, надеялся я, отказаться от этой идеи. Но дочка до сих пор грезила работой аврора, и это заставляло меня горестно вздыхать. То, что она передумает, было несомненно. Вопросом было другое – когда… Не будет ли слишком поздно и не оставит ли этот тяжелый и неблагодарный труд на ее душе такой же отпечаток, какой остался у Роуз. До самой смерти ее терзало чувство вины и до самой своей смерти она упорно, и, думается мне, в немалой степени из-за своей работы в аврорате, отказывалась поверить в одну очень очевидную вещь. Даже когда я лично едва ли не арестовал его и лишь чудом тому удалось ускользнуть, Роззи не верила в то, что Долохов был Пожирателем. Она интуитивно ощущала исходившую от Хвоста трусость, она отчего-то говорила, что Регулус Блэк еще способен одуматься, она оказалась права насчет Сириуса. Ее пророчество мне «ты уйдешь из аврората!» сбылось, я ушел оттуда и перевелся в отдел по связям с общественностью еще до увольнения самой Роззи. Но почему-то именно в Долохове она упорно не желала видеть зла и с жаром доказывала мне, что он все-таки хороший. И даже одиннадцать лет спустя мне все еще казалось, что если бы она тогда поверила в это до тех пор, пока не убедилась в этом своими глазами, та ночь прошла бы иначе… Совершенно иначе…

Очень многое, внезапно подумалось мне, могло бы сложиться по-другому, если бы так много мелочей пошли не так. Мы с Розалиной познакомились задолго до войны, активные действия Лестрейндж начала позже, когда дочке был уже годик. Мы успели испытать, что такое счастье, и тем тяжелее оказалась потеря семьи. И хотя я понимал, что обстоятельства уже задолго до того складывались не в нашу пользу, что слишком много всего шло не так, как должно было бы, что было допущено очень много ошибок, в глубине души все эти годы я винил себя в том, что в ту ночь мы с аврорами опоздали. На пару минут, но мы опоздали. Когда молодому тогда Брустверу удалось оторвать Кэт и Гарри друг от друга и забрать, вывести из дома, я как раз нашел Роззи… Конечно же, она была уже мертва… А знакомый резковатый запах дорогого одеколона, который я ощущал не раз и который для меня стал своеобразным напоминанием о том, чем же было омрачено мое знакомство с женой и что тяжелым грузом осталось на моей и на ее душе, сказал мне всего одну, но очень важную вещь. Кто именно был в этой комнате. Кто убил Роуз…

***

– Он даже не отрицал! – Дамблдор присел напротив меня за стол на нашей лондонской кухне. – Фадж говорит, он словно помешался. Все время твердит ее имя и то, что он идиот… Визенгамот вынесет вердикт быстро. Ты можешь ходатайствовать о поцелуе дементора, Том, слышишь?

– Оставьте его в покое, - хрипло произнес я. Молли поставила передо мной чашку крепкого чая, куда Аластор вот уже пару минут пытался незаметно для меня подлить огневиски, но пить чай у меня не было ни сил, ни желания. Долохова арестовали наутро после похорон Роззи и Поттеров. А это был вечер того же дня, и мне было решительно все равно, что происходит… Перед глазами все еще стояло искаженное мукой лицо Розалины. Мертвой Розалины. На помощь к которой я из-за проклятой работы не успел…

– Эта собака убила двух человек! Двух молодых людей, один возрастом как я! Наших друзей… Пытался убить маленькую девочку! – возмутился Римус. – Кэтти до сих пор не в себе!

– Она пережила страшное потрясение, - вздохнула Молли, заходя в кухню, откуда вышла пару минут назад, промокая глаза рукавом кофты. – Бедняжка Кэтти, не представляю, - она всхлипнула, - что там случилось, - Молли подошла ко мне. Я перевел на нее взгляд, искренне не понимая, что им всем от меня нужно сейчас. Моя жена погибла несколько дней назад… Всего лишь несколько дней назад. Даже в Министерстве к этому отнеслись с сочувствием. – Том, может мне увести всю эту компанию? – тихо спросила Молли, покачав головой. – Тебе сейчас вряд ли есть дело до Визенгамота…

– Нет. Пусть… - я попытался усмехнуться. – Насчет Долохова… Пусть просто сидит, он и правда не в себе… Она бы не хотела, чтобы его… Чтобы он… - голос дрогнул, а на глаза навернулись слезы. Я просил ее поверить, я пытался доказать ей, что ее лучший друг умер и вместо него был теперь совсем другой человек, но она не верила… Я не сумел ей доказать. И, конечно же, в ту ночь она наверняка растерялась… А все могло бы быть иначе. Она могла бы остаться жива… И в смерти ее я винил себя…

– Он же ее и у… - Молли перебила открывшего было рот Артура и увела-таки остальных из кухни. Со мной остался подавленный и молчаливый Римус, который остался рядом с нами с Кэт еще на долгие годы… И пожалуй именно в тот период я приобрел лучшего друга. Я был в дружеских отношениях со многими в Ордене, я искренне ценил Аластора, уважал старика Дамблдора, мне были симпатичны Джеймс с Сириусом, и Лонгботтомы до тех пор, пока кто-то (скорее всего Люциус и Антонин) не довели их до сумасшествия, были моим хорошими друзьями. Но лучшего друга я приобрел в страшный период своей жизни. Да и его тоже… Друг этот, как легко догадаться, Римус Люпин… Как однажды показала нам жизнь, в семье Реддлов Римус оказался очень дорогим человеком не только для меня…

***

Сириус все еще успокаивал Жозефину, когда дверь домика внезапно хлопнула, словно от порыва сильного ветра, в гостиную впорхнула настороженная Кас с палочкой наготове, глаза ее полыхнули желтоватым огоньком. Мы с Бродягой тоже взялись за палочки, загораживая Жоззи. Но напряжение наше было напрасным, поскольку в дверях появился Влад с огромным свертком, который нес по воздуху с помощью палочки.

– Аморозо, ты с дракона грохнулась? – опустив сверток на пустое кресло, осведомился Матей. – Они ладно, ты-то меня должна была почувствовать!

– Я еще не научилась тебя от других ифритов отличать, - буркнула девушка, убирая палочку. – Я же совсем недавно такой стала! – добавила она, обиженно посмотрев на Влада. Тот вздохнул, внимательно оглядывая комнату.

– А надо учиться отличать, время сейчас не лучшее для долгих стажировок и тренировок… Ты в минуту опасности тоже будешь гадать, хорош визитер или нет? И ты еще собиралась поступать в Денбридж… - продолжал он читать нотации. Кас закатила глаза.

– На трансфигуратора! – заметила она, когда Матей затих.