Однажды я чуть не подожгла палатку, придя в бешенство во время очередного спора, в другой раз я очнулась, тыкая палочкой Гарри в Гермиону и уже прожигая в ее свитере дырку. И такие приступы меня, по правде говоря, откровенно пугали. Я не понимала, чем они вызваны, ведь валькирия не может находиться в неконтролируемой ярости. Не должна.

Все чаще, кроме того, я начала за это время простоя задаваться одним и ранее небезынтересным для меня вопросом – если в прошлой реальности я была валькирией, почему за зверства и жестокости меня не лишили маховика и что заставило меня-то саму, ту, злую, внезапно передумать и захотеть исправить все?

Я не знала ответа, а между тем вспышки ярости походили на то, что нам тогда, в первое мое Рождество после школы, показала Анна Экала. И это еще больше пугало и настораживало меня.

Единственным достижением за это время стало только то, что трансгрессировав однажды ночью, по браслету, к Северусу, я получила «оберег ифрита» - талисман, призванный защищать от слежки с помощью темных чар и от влияния на обладателя такой вещи извне. Оказалось, ему о нем сообщил фантом мамы, придя к нему однажды глубокой ночью… В целом, фантом валькирии в случае крайней необходимости действительно мог явиться какому-то человеку, не будучи заметным при этом больше никому… Я коротко рассказала Северусу, которому мама не объяснила почти ничего, в чем была суть талисмана и он успокоился. Мама и не могла ему объяснить, время, на которое мог прийти фантом валькирии, было крайне ограниченным. Ко мне же по вполне понятным причинам прийти она не могла, в этом я была с ней согласна – Димитр отслеживал мои перемещения, я это знала, не знала лишь насчет перемещений по браслету. Потому забрать амулет из дома я в любом случае бы не сумела. Папа так и не обнаруживался, что тоже меня терзало и пугало. Я боялась представить и подумать, что же с ним такое… Кто из охраняемого чарами дома мог забрать самый важный кусок письма, даже если с папой все в порядке? Кто? И главное – зачем?

Наверное, именно это состояние неведения, которое угнетало не только меня, но и Гарри – я ведь рассказала брату о пропаже папы, и на Гарри это тоже повлияло далеко не лучшим образом – и мешало мне в тот период здраво думать и активно действовать.

Но так или иначе, а с моей встречи с Севом – узнать новости о крестражах, которых кстати и не было – прошло уже две недели и хотя бы на счет того, что Димитр меня не найдет, я была спокойна. И все же… В ту ночь я долго лежала на своей кровати, сдав двенадцатичасовое дежурство в компании крестража – остальные надевали его на шею, я же просто держала в руке – соседствовать с моим маховиком такая штука не должна была ни в коем случае. И безучастно глядела в потолок, пытаясь понять в очередной раз, что нам всем делать, откуда у меня берется такая ярость и почему я, прошлая я, разбила маховик…

Еще мне в последнее время упорно лезли в голову разные факты из моей жизни как валькирии. Особенно ярко в моей памяти вспыхнул один эпизод еще из самого детства, но уже после получения дара и гибели мамы. Он несколько раз грезился мне в ярких красках…

***

Мы вышли из «Флориш и Блоттс», папа с моими учебниками в руках, я в новенькой мантии, только что купленной для первого курса школы, Римус, держа Гарри за руку, тащил с помощью палочки котел со сваленными в него ингредиентами, свитками пергамента и перьями. Чернила же несла я сама, чтобы случайно в общей куче котла их не разбить. И проходила наша компания мимо магазина с товарами для магических животных. Гарри во все глаза разглядывал сов, хотя папа обещал ему подарить сову на одиннадцатилетние, а меня, остановив, отец спросил, не хочу ли я жабу или кошку. Сова – я ведь уже была валькирией – даже не предлагалась.

– Но папа, я хочу сову! Она полезная, будет носить почту, а еще совы красивые и я их люблю! – начала я. Мне всегда хотелось иметь именно сову, я обожала этих мудрых красивых птиц, и еще до гибели мамы сову мне обещали к школе… Однако сложились обстоятельства совсем иначе.

– Кэтрин, милая, - папа наклонился ко мне и погладил по щеке. – Мы не можем взять тебе сову, ты же знаешь… Она не сможет у тебя жить…

– Почему?! – на мои глаза навернулись слезы. Я правда хотела сову и мне было обидно знать, что Гарри ее купят, а мне – нет. К тому же, я еще не совсем осознавала тогда, какой же у меня теперь дар. И не понимала, насколько он серьезен.

– Ты же… - папа понизил голос. – Ты валькирия, у тебя будет очень сильная магическая аура, и уже есть. Сова просто не выдержит и будет…

– Грустить, а ты же не хочешь, чтобы твоему другу-сове было грустно, правда? – пришел папе на помощь деликатный крестный. – Мы можем взять кошку, если хочешь, они тоже умные и полезные.

– Или жабу, будет необычно! – заметил Гарри, улыбаясь мне. – Или… возьми крысу! – показал он мне на мальчика, выходившего из магазина в обнимку с небольшой крысой.

– Но я хочу сову! – всхлипнула я. – Папа, ну пожалуйста! Ну Римус!

– Детка, мы бы с радостью купили тебе сову… - вздохнул папа, с трудом удерживая одной рукой гору учебников. – Но нельзя. Просто нельзя. Прости… Я правда был бы только рад взять сову. Но ты валькирия, ты не обычная волшебница. И мы же не хотим делать сове грустно, правда? – я кивнула, утирая глаза. – Давай тогда пойдем и съедим по большому… нет, лучше выпьем по большому стакану коктейля. Идем-ка! – скомандовал папа, уводя меня от витрины, где стояла клетка с красивой черно-белой совой. Той птицей, приобрести которую у меня не было ни малейшего шанса с девяти лет. Когда Гарри купили Хэдвиг, он прятал ее от меня. Чтобы она не заболела и не умерла, разумеется… Отнюдь не для того, как сказали мне маленькой заботливые родные, чтобы она не грустила…

***

Я взглянула на соседнюю кровать, где крепко спала Гермиона. Рон находился во второй комнатке, а Гарри как раз дежурил. И внезапно я подумала о том, что в случае своей гибели обреку Гермиону, мою единственную достойную на мой взгляд замену, на далеко не сладкую жизнь. После получения дара слишком многое в моей жизни поменялось. Планы, интересы, возможности. На мои плечи лег груз очень большой ответственности. Да, валькирия может гораздо больше, чем человек, но беда в том, что от валькирии и ждут всегда гораздо больше, чем от человека. Валькирия не должна быть эгоисткой, сказал мне как-то папа. Он был прав, конечно, но я выразилась бы иначе. Валькирия не должна даже думать о себе и своих желаниях, если кому-то нужна ее помощь…