– Спасибо, - почти машинально прошептала я, выходя в коридор. Влад, что-то бросив Сириусу, вышел следом.

– Я буду выступать на твоей стороне, - шепнул он. – Это ведь, сама понимаешь, официальный визит.
– Рука друга легла мне на плечо, заставив усмехнуться. Я бросила быстрый взгляд на его желтые глаза и заострившееся лицо.

– Это суд, Влад. Да, без следствия, да, не похожий на любой судебный процесс. Да, в нем нет ни защитника, ни истца, ни обвинителя. Но это – суд… Мы оба это понимаем… - я замерла в двух шагах от двери в холл. – Единственный суд, которому подвластна валькирия, - добавила я.

– Я в любом случае готов дать показания в твою пользу, - он стиснул мое плечо. – И, бьюсь об заклад, мне найдется что сказать! – то ли желая подбодрить, то ли и впрямь не сомневаясь в этом, закончил он, подталкивая меня к холлу, где ждал Совет Десяти. На данный момент – Малый Суд…

Они были в одинаковых белоснежных мантиях в пол, волосы заплетены в косы и перевязаны зелеными лентами. Лица – печальные, серьезные и суровые. Внешне они казались сейчас в каком-то смысле одинаковыми. Десять главных судей валькирий. Десять женщин, решающих, как наказать валькирию за нарушение Кодекса. Почти любое нарушение находилось именно в их компетенции, и лишь два – в ведении Большого Суда, включающего сто шестьдесят валькирий. Сто шестидесятой выступала Анна Экала, поскольку суд валькирий имел право судить только один лишь вид ответчиков. Самих валькирий. Однако, признаться, любая из моих сестер предпочла бы Визенгамот и ужасы Азкабана одному лишь суду, не говоря уже о наказаниях.

Валькириям дано больше, чем людям. За нарушение Кодекса чести, регламентирующего то, как «несущим жизнь» надлежит использовать данные им возможности, следует почти всегда более строгое и более страшное наказание, чем то, что ждет человека за правонарушение той же степени тяжести. Справедливая цена, надо заметить. Как однажды сказала одна из валькирий, из Японии, чем большими способностями обладает живое существо, тем больше будет та цена, что оно за них отдаст…

Однако кое-что я заметила в тот момент, когда медленно приближалась к десяти женщинам, в гнетущем молчании взиравшим на меня, и это заставило меня застыть на месте. На лицах их были одинаковые маски холодного спокойствия, но глаза каждой выражали что-то свое. Почти все валькирии смотрели на меня с сочувствием. Все, кроме двоих. В глазах обеих я явственно прочла недовольство, насмешку, злорадство и даже откровенную неприязнь. А исходившая от кого-то аура презрения и отторжения буквально врезалась в меня, заставив мучительно вдохнуть воздух и с трудом удержаться на ногах. В голове на секунду страшно помутилось. Никогда еще я не ощущала ничего подобного. Даже ненависть Димитра, которую я ощущала очень четко, не могла сравниться с этим ужасным чувством столкновения с откровенной, злой, искренней ненавистью. Влад подхватил меня, искренне недоумевая и явно ничего подобного не ощутив. Когда я отдышалась, я внимательно вгляделась в Совет. Все смотрели на меня по-разному, но все – без ненависти. Недовольные, сочувствующие, удивленные взгляды видела я, но ненависти и презрения в этих глазах не было… Что произошло секунды назад, я не понимала и решила, что мне все это, должно быть, просто показалось. От страха, под чарами, начались на фоне нарастающего безумия галлюцинации – неважно. Показалось. Валькирии не могут испытывать такую ненависть, это невозможно…

– Кэтрин Реддл, - Великая Валькирия прервала мои размышления, подзывая ближе к себе. – Ты знаешь, почему мы с сестрами здесь? – голос звучал сейчас твердо, сухо, без эмоций. Десятое правило, и первое примечание на случай суда. Нельзя говорить с валькирией, которую наказывают, доброжелательно. Нельзя сочувствовать и жалеть. Можно лишь установить причину нарушения Кодекса, факт нарушения, обстоятельства «дела» и определить вину и наказание… Никаких личных симпатий или неприязни. Никакой жажды возмездия или жалости. Хладнокровный, могущественный и пугающий суд.

– Я нарушила Пятое Правило Кодекса, - пробормотала я, опустив голову. Кто-то из гостий кивнул, все с тем же каменным выражением лица.

– Озвучь его!

– «Валькирия не имеет права причинять физические и моральные страдания, боль, вызванную тем или иным магическим образом, кому бы то ни было, не обладая на это крайне вескими основаниями и/или преследуя личные цели, не несущие целью служить возложенной на валькирию обязанности. К таковым основаниям причисляются, во-первых, опасность, угрожающая выбору валькирии или любому иному лицу, нуждающемуся в помощи и защите валькирии, во-вторых, опасность, угрожающая, в случае непричинения вреда одной личности, обществу и миропорядку, в-третьих, служба в аврорате, так как валькирия, трудящаяся аврором, преследует и исполняет единственную цель – сохранять покой и порядок в волшебном мире…» - покорно цитировала я вызубренные наизусть страницы Кодекса. Я знала каждое их слово, ведь пять лет я учила пункт за пунктом, правило за правилом, готовясь к тому, чтобы стать полноценной валькирией. Каждое слово Кодекса навечно отпечаталось в моей голове. Каждое слово, регламентирующее мою жизнь… Жизнь таких же, как я…

– Достаточно, - прервала меня валькирия из Германии. – Ты знаешь Кодекс. Ты применила к человеку Непростительное, причинив ему боль и страдания. К заведомо более слабому, чем валькирия! – она обдала меня ледяным взглядом. – При этом не выполняя прямых обязанностей. Чем было вызвано это деяние? Кстати, - она шагнула ко мне и худой костлявый палец уперся мне в ключицу. – Где твой маховик?!

– Остался на кухне… - я вспомнила, что маховик у Долохова так и не забрала, и вздохнула, в который раз за тот день виня себя во всех своих бедах из-за собственной глупости.

– Пусть твой ифрит его принесет, - не терпящим возражений тоном заметила бразильская валькирия. – Ты слышал?! – достаточно резко обратилась она к Владу. Тот не шелохнулся. Валькирия угрожающе подняла руку, но Матей и ухом не повел.

– Влад, принеси, пожалуйста, мой маховик, - тихо и ласково попросила я, понимая, что если Совет разозлится, у него появятся большие проблемы… Ифрит вздрогнул, медленно обернулся ко мне, поклонился и решительно направился в сторону кухоньки со словами:

– Разумеется, валькирия-мастер! – я осталась наедине с Советом, по-прежнему в гнетущем молчании. За спинами женщин угадывались очертания безжизненного тела, в холле возник и начинал нарастать сладковато-тошнотворный запах – запах смерти, загробного мира. Но гостий это, казалось, нисколько не смущало, все почти равнодушно осматривали холл и не обращали ровно никакого внимания на покойного. Мне же оставалось только надеяться, что меня и в этом не обвинят, поскольку к убийству я не имела абсолютно никакого отношения, а наказание было одним из страшнейших для валькирии… Полное и окончательное развоплощение. Сохранение сущности, лишив ее телесной оболочки и дара, лишив возможности помогать другим при том, что желание и само жизненное призвание это делать останутся. Вечные мучения. И это, разумеется, помимо того, что валькирия после любого серьезного нарушения Правил никогда не перестанет вспоминать о нем, как о самом большом кошмаре. И чувство вины, такое, как было в тот момент у меня, всепоглощающей, испепеляющей душу, цепкой ледяной лапой сковывающей самые глубины сознания, никуда не исчезнет из глубин души. Лишить физической оболочки, разделить душу и тело. Страшное наказание за страшный проступок. Но, быть может, именно оно-то и удерживало валькирий от применения нечестных приемов и запретной магии… Помимо, само собой, навечно врезающейся в память вины.

Вскоре Влад вернулся, бережно держа в руке маховик на тоненькой цепочке. Я взяла его в руку и вопросительно взглянула на Великую Валькирию, которая с огромным сочувствием в глазах смотрела на меня.

“Что же они со мной сделают, если она так на меня смотрит?!” - мелькнула страшная мысль. Великая тяжело вздохнула, покачав головой. Ее длинные седые волосы очень забавно упали ей на плечи при этом движении, лента соскользнула на пол. А я вдруг подумала, что не знаю, из какой она страны, и вспомнила свой разговор с ней во Дворце Сов. У нее не было ни малейшего намека на акцент, словно бы она всю жизнь говорила на английском. Но со всеми англоговорящими валькириями я была неплохо знакома…