– Доброе утро, Эсми, как спалось?

– Спасибо, хорошо, - вежливо ответила я, напустив на себя равнодушный вид.

Мужчина вздохнул, сделал шаг, еще шаг… Подкрадывался ко мне осторожно, словно охотился, словно боялся спугнуть…

– Эсми… Забавное у нас свидание, да? Вынужденное, я бы сказал… Ну скажи, что во мне не так? Что тебя пугает?

– Я тебя совсем не знаю… - прошептала, рассматривая расстегнутый ворот его рубашки.

– Это единственная проблема?

– Не знаю…

Мне не хотелось рассказывать ему о своих сложных представлениях об отношениях между мужчиной и женщиной, о собственной сущности, которая мешает… О том, что я боюсь, что мужчина потеряет ко мне интерес, как только добьется. Все слишком резко, слишком быстро… Возможно я для него лишь что-то необычное, неизведанное, потому и возник интерес, но ведь такое не длится долго.

– Ты слишком много думаешь, - сказал Саймон.

Он обхватил меня за талию и притянул к себе. Я положила ладони ему на грудь, все еще не решаясь посмотреть ему в глаза.

– А ты все решаешь за меня…

– Разве ты против?

Саймон потянулся за поцелуем, но я отвернулась, и он мазнул губами по щеке.

– Не надо… Ты колючий.

– Прости, я ведь знал, какая ты нежная…

Саймон погладил меня по щеке и дотронулся губами.

– Обещаю, что к следующему нашему поцелую я буду чисто выбрит.

– А с чего ты взял, что поцелуй будет? – из чистого упрямства спросила я.

Дэшнер лишь рассмеялся.

– Ладно, Эсми, мы обязательно обсудим наши поцелуи позже, а сейчас я пойду попробую связаться с гарнизоном. Сообщу, что ты у меня, к тому же, добровольно. Не хочу после бури обнаружить вокруг дома весь элитный отряд.

Мужчина отпустил меня и ушел, напевая что-то веселое. Он пребывал в отличном настроении, а я… сама не знала, что чувствовала. И тут у меня возникла дерзкая мысль. Мне так захотелось увидеть комнату Дэшнера, узнать, как он живет. Я подкралась на цыпочках к двери комнаты, из которой вышел капитан. Дернула за ручку – дверь легко открылась. Заглянув внутрь, поняла, что это вовсе не спальня, а что-то вроде кабинета. Здесь был массивный шкаф, кожаное кресло и стол, заваленный какими-то бумагами.

Мне стало любопытно, и я вошла. Оказалось, все эти бумаги – карандашные рисунки. Здесь были пейзажи Даймон-Лэйк, знакомые, разнообразные, выполненные с поразительной точностью и мастерством. Значит, он все же не шутил про рисование… Я все рассматривала рисунки и не могла оторваться. А на очередном листе меня ждал сюрприз. Я увидела свое собственное лицо. Моих изображений оказалась целая стопка. Я то хмурилась, то улыбалась… Иногда смотрела таким взглядом – горящим, ярким, восторженным, а иногда – нежным и томным. Может быть, Саймон мечтал, чтобы я так смотрела на него? Я чувствовала, что так старательно возводимые мной барьеры стремительно падают.

9

Я естественно не могла обсудить с Саймоном интересную находку, ведь тогда бы пришлось признаться, что я без спроса зашла… А куда, собственно? В мастерскую что ли? Вот же невыносимый мужчина! Вечно не поймешь, шутит он или говорит серьезно. А вот целовал, кажется, вполне искренне… Хотя, что я об этом знаю? Мой опыт в поцелуях совсем не впечатлял. За столько лет так успешно смогла убедить себя, что отношения не для такой, как я, что мужчины в гарнизоне слились для меня в единую безликую массу – в форме и защитных шлемах, за которыми не видно лица. А вот Дэшнер оказался ничем не скрыт. Он говорил со мной откровенно, ничего не скрывая, и это немного пугало. Я не привыкла к такому открытому проявлению чувств.

Неожиданно у капитана Дэшнера обнаружился еще один талант – кулинария. Вернувшись из офиса, он сообщил нам с Тиной, что сейчас же займется вкусным завтраком. И не обманул… Так и хотелось сказать: вот он, идеальный мужчина! Мы втроем завтракали, а за окном бушевала буря, но в доме царил покой и уют. Мне и прежде нравилось здесь, но сейчас особенно. Казалось, что напряжение между мной и Саймоном постепенно уходило. Мужчина шутил и смеялся, и общаться с ним было легко. Естественно, когда речь не шла о поцелуях…

Это был замечательный день, несмотря ни на что. Я смогла безо всяких угрызений совести забыть о службе, о спиритах и непонятных знаках. Озеро было где-то далеко, куда я не могла добраться. Дом Дэшнера стал убежищем. Причем, не только от стихии, но и от внутренних сомнений и переживаний. Буря угомонилась около восьми часов вечера. Сначала стих ветер, а пыль стала медленно подниматься вверх. Мерный гул поглотителей, которые работали уже почти сутки, постепенно становился тише. За окном светлело. Вскоре включилась сирена, оповещая жителей Даймон-Лэйка о том, что угроза миновала. А мне, признаться, стало немного грустно.