— Ты не доволен оплатой, смертный?

— Этого… не достаточно! — Выдавил из себя полукровка. — Да и не за эти гроши я дрался с тварями подземелья. А этот клочок пергамента… Какой от него толк, если вы говорили, что мою жертву Смерть не примет?! Вы давали слово Мустафы аль Гюлима, что дадите мне наставника!

— Видишь ли, нетерпеливый паврави, — Гюлим обнажил в издевательски снисходительной улыбке белые зубы. Знаменитых вампирьих клыков он не демонстрировал, но и без них по коже далеко нетрусливого Дарика побежали нервные мурашки и возникло стойкое желание закрыть горло руками. — Для того чтобы в полной мере выполнить своё обещание, мне нужно воспользоваться пиалой, а я не могу даже притронуться к ней, ибо в ней заключена сила богов! А без неё, я не дам тебе ни наставника, ни знаний, если только… — хафаш замолчал, выдерживая драматическую паузу, к концу которой Дарик едва не взвыл от нетерпения. — Если только я не найду того, кто возьмёт её в руки вместо меня, наполнив жертвенной кровью, которая стала бы тем ключом, что освободит твоего наставника…

— Освободит? — В замешательстве задрал бровь Дарик, силясь понять кого он имеет ввиду.

Тогда, в духане, называя Гюлима титулом шалах, что означало душитель, полукровка лишь хотел показать, что знает кто такой Мустафа аль Гюлим, но знал он его исключительно по легендам, в которых правда и вымысел перемешались так густо, что отделить его мог только сам хафаш.

— Именно! Не думал же ты, что я сам буду делать из тебя некроманта? — Сухо усмехнулся кровопийца.

— И кто же это, шалах Гюлим?

— Тот, кто сильнее меня так же как я сильнее тебя, смертный. — Ушёл от ответа хафаш. Вытянув костлявый палец с острым ногтём, кровопийца обличающее ткнул им в пиалу, которую Дарик по прежнему держал в руках. — Будь это просто волшебный инструмент, которыми волшебники творят свои чары, я бы сделал это сам. Теперь же мне придётся тратить время на поиски нового наёмника, которому можно доверить эту Реликвию и это дело… не тебя же снова просить об этом? Ты ведь решил остановиться…

— А-а-ах… да какого демона?! — Взорвался полукровка, гневно всплескивая руками, — и кого надо убивать на этот раз? Сорок девственниц? Может быть самого калифа всех правоверных?![2] Какую ещё цену вы потребуете?!!

— Девственницы — лишнее. — Отрывисто отозвался Гюлим. — Да и калиф ни к чему. Мне хватило бы и просто улле, при условии, что он вёл праведную жизнь. Я даже могу указать такого.

Сама по себе человеческая жизнь никогда не была преградой для Дарика — мало ли народу он уже поубивал, скитаясь по этим пескам? Преградой для него была лишь причина. Жизни он отнимал только в бою, за редким исключением в лице Фагим-оки и ещё пары воров и мошенников, один из которых пытался его отравить, а другой лишить его оружия. Однако если он станет некромантом, то ему придётся отнимать чужие жизни, например, чтобы перейти на более высокую ступень. Одной жертвой больше, одной меньше — какая разница? Тем более это взрослый мужчина, улле, священник — то есть человек готовый к жертвам ради своей веры. Вот если бы хафаш сказал ему, что нужна девственница или просто женщина, или, что ещё хуже, младенец, то Дарик послал бы его к демонам. Ну не мог он убивать детей, особенно когда они на него смотрят. И женщин тоже… Хотя, если они сами попытаются его убить, то тогда возможно… наверное…

— Я убью этого улле! — Зло провозгласил Борагус и тут же добавил. — Только с одним условием! — Получилось слегка поспешно, будто он боялся, что Гюлим пошлёт его вместе с этим условием куда подальше. — Я хочу знать имя того, кто будет моим наставником!

Кого он освобождает и от чего?! Такое требование показалось Дарику справедливым — он имеет право это знать!

— Ты пытаешься ставить мне условия, смертный? — Гюлим вроде даже удивился такой наглости. — Не пытайся этого делать, иначе увидишь Периферию куда быстрее чем думаешь. — Однако подумав, видимо пришёл к выводу, что условие это несущественно и заслуживает ответа. — Но я сделаю для тебя исключение мхаз. В первый и в последний раз, потому что мне по сердцу храбрецы. Имя твоего будущего наставника Зулл Саракаш!

* * * *

«Зулл Саракаш… Зулл Саракаш…»

Имя было знакомо, хотя Дарик не мог точно сказать кто он. Вроде как местные его боятся и пугают его именем детей. На Саракаша списывается всё плохое, что случается в Атраване и если всему этому верить, то могущества он набрал сродни божественному и давно воспринимается местными как антипод Всевышнего. Если не главный Шайтан, то уж никак не нижи языческой Минры… Соответственно, всякие злобные сущности, что живут в стране Песков и оазисов, подчиняются Саракашу, по крайней мере, в народной молве.

«Зулл Саракаш… Знать бы, реален ты и на сколько слухи о тебе правдивы…»

Полукровка закончил умываться, смыв со своего лица корку из грязи и засохшей крови. Рана сразу же проснулась, горя как ожог от каждого прикосновения. Шипя и скалясь, Дарик осторожно прикоснулся к рваным краям щеки кончиками пальцев, пытаясь на ощупь определить тяжесть раны. Получалось, что проклятый эльф разрезал ему щёку от уголка рта до скулы, лишь чудом не повыбивав боковые зубы. У Дарика не было знаний лекаря, но даже на том минимальном уровне, каким он владел, ему было ясно, что если не

скрепить хоть как-то края раны, он до конца дней будет ходить со скалозубой улыбкой на одну сторону.

Бросив через плечо беглый взгляд на висящую над пустыней луну, полукровка прикинул, сколько у него осталось времени до полуночи. Ровно столько ему дал хафаш для того чтоб привести себя в порядок перед отправлением. Куда отправляться не говорил, но Дарик полагал, что он перенесёт его поближе к следующей жертве и ему было интересно посмотреть как вампир это сделает.

Пододвинув свободной рукой свой вещевой мешок к себе поближе, Дарик вытряхнул его содержимое на песок и разгрёб в стороны различный хлам, в поисках иголки и жёсткой жильной нити, которой ремонтировал свою одежду. Мысль о том, что сейчас он будет зашивать не порванную рубаху, а собственное тело, вселяло в него дрожь и предательскую робость перед иглой. Чтобы отогнать от себя мысли о боли, Борагус, с высунутым языком пытавшийся вставить жилу в игольное ушко, начал вспоминать известные ему истории, в которых бы присутствовало имя Саракаша. Если отбросить заведомые сказки, то был такой царь, половину тысячелетия назад