Шрифт:
Стояла ранняя весна, на деревьях зеленела молодая листва, теплый воздух, пропитанный ароматами цветов, заряжал энергией. Не мешкая, я оседлала запряженного для меня коня, под уверенной твердой рукой он рванулся в путь. Цель была выбрана, определиться с необходимым курсом сложности не составило. Рысак галопом нес меня по дороге вдоль Сильва Амбра к местам ушедшего детства, к бывшему родительскому дому, где приобрела и потеряла почти все, что было дорого.
Кровь кипела, усталости не чувствовалось, сильного молодого коня не останавливала, продолжали скачку даже ночью. На вторые сутки добрались до места, взглядом окинула родные места, и сердце защемило от предсказуемой боли.
До заката оставалось немного времени, решила подождать, привал сделала в лесу, коня привязала, он храпел и греб землю копытом, требуя продолжения скачки, пройденный путь ему был нипочем.
Едва солнце скрылось за горизонтом, я, прихватив кинжал и небольшой тряпичный мешок, отправилась к бывшему отчему дому, конь остался на привязи, он провожал меня огромными черными выпуклыми глазами, словно зная, куда и зачем направляюсь, кивал головой, подначивая.
Старый каменный дом не изменил внешнего вида, по-прежнему стоял одинокий и невзрачный в отдалении от других построек, но брошенный на него взгляд поднял в моей душе бурю смешанных чувств. Я попыталась взять себя в руки, глубоко вздохнула и тут входная дверь отворилась, на пороге показался человек, ради которого я проделала долгий путь, мужчина, не пустивший нас с братьями переждать зимней ночной стужи, ублюдок, погубивший Гауда и Гаидана, тот, чью жизнь пришла отобрать в уплату за бессердечие.
Дальше все было как во сне. Вскрикнув, я выхватила из-за пояса кинжал, молниеносно подскочила к жертве, ощутила, как лезвие входит в чужую плоть, легко без сопротивления, липкая влага касается пальцев, стекает, капает на землю, услышала предсмертный хрип, вырвавшийся из заполненной кровью глотки. Все это время я смотрела на его лицо, бессознательно наслаждаясь агонией, гримасами боли, бешенным вращением глаз и ликовала, месть свершилась.
Труп повалился на землю, я огляделась, улица оставалась пустынной, склонилась, наспех отделила голову от туловища, сложила в мешок и опрометью бросилась бежать. Конь смирно ждал меня на месте, прекратив похрапывать и бить копытом, он с опаской поглядел на мешок, почуяв запах свежей крови.
Успокаивающе похлопав животное по крупу, я привязала «трофей» к седлу, шустро запрыгнула на коня, пустив его во весь опор. Скачка была быстрой, но сердце стучало гораздо быстрее, грохот ударов стоял в ушах, заглушая топот копыт рысака. Я неслась вперед, не разбирая дороги, доверившись инстинкту скакуна, перед глазами стояла пелена, мелькавшие в лунном свете деревья сливались по обеим сторонам в сплошную черную стену. Бросавшийся в лицо ветер, относил прочь тошнотворный запах свежей крови, покрывавшей мою одежду, руки, и просачивающейся сквозь ткань мешка с отрезанной головой.
Поглотившие меня эмоции были неописуемы, никогда прежде не испытывали ничего подобного. Мне всегда думалось, что лишить человека жизни не просто, даже в период обучения сомневалась, смогу ли стать убийцей, но когда пришел момент, рука моя не дрогнула. Именно тогда открылось понимание, что я могу красть чужие жизни также легко, как когда-то воровала чужие кошельки.
Эрус Каструм показался на горизонте, обратный путь занял больше времени, но мне казалось наоборот. Рагнар ждал меня с добычей в большом зале, восседая во главе длинного деревянного стола, охотничьи псы, лежавшие у его ног, лениво мусолили оставшиеся после ужина кости. Я вошла в помещение, животные устремили на меня черные глаза-пуговицы, оскалили зубы, почуяв запах смерти, граф молчал, выжидая. Подойдя к столу, сунула руку в окровавленный мешок, содрогнулась от омерзения, схватив прядь волос покойника и, вынув голову мертвеца, бросила на стол перед графом, словно еду на пустую тарелку. Жесткий взгляд Рагнара скользнул по искаженной посиневшей физиономии, скупая улыбка коснулась тонких плотно сжатых губ.
— Хорошо потрудилась, — сухо проговорил он, — ступай.
Позже я узнала, что брата тоже постигла учесть проверки, и он справился не хуже меня. Судьба из воришек превратила нас в тайных убийц, за кусок хлеба служивших хозяину. Но мы с Приморисом не роптали, крыша над головой, теплые постели и еда, лучше виселицы. Рагнар не злоупотреблял властью, убивать приходилось не часто и в основном мерзких, отвратительных типов, заслуживающих смерти.
Но однажды, нам приказали украсть жизнь ребенка, сына одного из знатных господ, давнего врага графа Эруского. Пришло время поквитаться с обидчиком, лишив того единственного чада.
Ослушаться, значит умереть, и мы с братом, заглушая крик совести, глубокой ночью, покрывшей город одеялом мрака, направились к дому жертвы. На задание шли вместе, решив, если дрогнет рука у одного, то второй обязан довести дело до конца.
Бесшумные, словно тени, мастера своего дела, мы без труда проникли в спальню ребенка, обреченного на смерть. Малыш мирно спал, ничего не подозревая, тихо посапывая в крохотной постельке. Глядя на ангельское личико, мы боролись с желанием оставить дитя, уйти, и, в конце концов, сдались, осознав, ни я, ни Приморис не сможем отнять невинную жизнь беззащитного создания.
Оставив приказ не исполненным, в смятении вернулись в Эрус Каструм. Рагнар пришел в ярость, он жаждал смерти ребенка, страданий врага и не мог стерпеть неповиновения. Жалости не было места в его сердце, и мы поплатились за сострадание к чужому сыну. Не раздумывая, граф приказал нас уничтожить. И приказ немедленно исполнили. Стоявший неподалёку от Примориса лучник, выстрелил в него, и мой последний брат замертво рухнул на холодный каменный пол. Придя в неописуемый ужас, я неистово закричала, выхватила из-за пояса, покоившийся там кинжал, метнула в лучника, тот свалился как подкошенный. Но через мгновение и сама погрузилась во мрак.