– Заманчивое предложение. Два любимых мужчины разом, - мои губы растянулись в мечтательной улыбке. – Но я имела в виду более насущные дела. Франц давно пригласил меня на выставку. А я только сегодня вспомнила, что ужасно безответственна…

– …сказала девушка, которая проводит на работе больше времени, чем дома, - вставил ремарку Бенедикт.

– …в общем, в субботу я лечу в Берлин.

Я почувствовала, как он напрягся, я тоже собралась. Он посмотрел на меня, будто я сказала ему, что лечу провести выходные со…ну да…приблизительно так и сказала.

– Но ведь Михаэль обидится, - попыталась оправдать свой ужасный поступок я.

– Какой еще Михаэль? – почти крикнул Бенедикт.

– Художник. Выставка его. Не будь букой, я всего на день. Покручусь в галерее, поздравлю Мишу с небывалым успехом, проведаю Франца и в воскресенье утром буду дома, - объяснила я свои планы накалившейся груде мышц. – Расслабься, на этот раз спать с ним не собираюсь, - попыталась разрядить обстановку ОЧЕНЬ неудачной шуткой я.

– Что значит на этот раз?! – уже кричал он. Я, как ошпаренная, сорвалась с его колен. Кричать на меня – провальный педагогический метод. Сама никогда не дохожу до аргументации своей позиции голосом, а когда такую технику используют на мне, то впадаю в упрямое детство и делаю глупости.

– Я свободная женщина. Куда хочу, туда и еду, - возмутилась я, топнула ножкой и отвернулась от него.

– Как скажете, Настасья Филипповна, - согласился Бенедикт.

– Не буди во мне роковую истеричку, Мышкин!

Вот, что я называю, поговорили. Мы сели в креслах друг напротив друга и пилили друг друга обиженными взглядами, пока я, наконец, не рассмеялась. Не могу я долго на него дуться, особенно, когда эти метр восемьдесят сексуальной дедукции сидят напротив и выпячивают и так пухлую нижнюю губу. Хочется взять и укусить ее, что я, повинуясь первобытным кровожадным инстинктам, и сделала. Он воспринял акт каннибализма за примирение, я не стала разуверять его, ведь вместе с его поцелуями и объятиями получила разрешение на посадку в международном аэропорту Берлина.

– Веди себя там хорошо, Хеллс, - дал мне последние наставления перед тем, как отпустить паковать чемоданы, Бенедикт.

***

– Не знаю, что я сделал не так, но я раскаиваюсь и готов понести строжайшее наказание, - улыбнулся Франц, подходя ко мне, и забрал сумку. Мы обнялись, я чмокнула его в щеку.

– Приятно принять от тебя такую покорность судьбе, но с чего ты решил, что я злюсь?

– Пальто, очки и садистская шпилька, - суммировал он улики, которые привели его к поразительному умозаключению.

Раз даже Франц испугался моей строгой верхней одежды, то Бенедикт на двести процентов выполнил обещание найти мне такое пальто, что даже дивизия СС обзавидуется. Что до шпилек, то я решила компенсировать минимум платья обилием кожи на ногах, а высокие сапоги у меня имелись только такие, которые во всех смыслах, вот и получилось, что из-под строгого пальто выглядывали не менее строгие черные сапоги с умопомрачительной шпилькой-гвоздиком (любовь к каблукам как следствие маленького роста). Очки…да, я знаю, что они не больно снимают напряжение при искусственном освещении, а при чтении с монитора, что мертвому припарка, но я надевала их для другой цели – вместо макияжа. Когда со мной приключался приступ лени или нехватки времени я вместо того, чтобы размазывать синяки под глазами а ля панда, просто надевала очки в черной оправе. И глаза подчеркивает, и смывать потом не надо.

– Насколько я поняла, мы идем на серьезный официальный прием. Не могла же я нацепить рваные джинсы и майку с Sex Pistols.

– Михаэль бы оценил.

– Оценил что? – вынырнул виновник торжества из толпы.

– Это как-то неправильно, - протянула я, они с волнением уставились на меня, - что вы оба приехали встречать меня, хотя ты, Миша, должен сейчас сидеть, грызть ногти и учить свою приветственную речь, а Франц - сидеть рядом и подливать тебе пиво, главный антистрессовый напиток.

– А я-то думал, что ты написать поможешь, - сказал Михаэль и скромно потупил взор в пол. – Ты ведь у нас писать умеешь.

– Я? Помогу? А раньше нельзя было сказать? Что же я писать буду? Надо было предупредить, у меня ведь никакой информации нет, - развела я панику.

– Пойдем, Хеллс, нас такси ждет, - сгреб меня в охапку Франц и потащил к выходу, а я все вырывалась и выдавала непересыхающий поток возмущений Михаэлю. Уже по дороге в галерею он не выдержал и признался, что жестоко подшутил. Не выдержала душа художника моих возмущенных возгласов.

***

– Делай, как советуют в голливудских фильмах, представляй, что публика голая.

– Можно я ограничусь тобой?

– Дурак великовозрастный, - хмыкнула я и толкнула его в плечо. – Иди, чтоб я тебя только на сцене и видела.

Пока Михаэль толкал речь, мы, как бравая команда поддержки, стояли под сценой и держали за него кулачки. А потом, пока хозяина вечера донимали гости и репортеры, я наконец-то занялась тем, чем надо, пошла осматривать экспозицию. Где-то на полдороге меня догнал Франц с бокалами шампанского и начал рассказывать о том, как рождались эти глубокомысленные шедевры. Мы смеялись, допивали уже тот бокал шампанского, на котором сбивается счет, я расслабилась, похоже, вопроса «Почему он?» или «Что я сделал не так?» мне можно не ожидать, как я боялась.