Мы взбирались по тропе, которая вскоре превратилась в россыпь булыжников, целый день, с перерывами на кофе и обеды, точнее на виски и сухой паек. Огненная вода однозначно грела лучше одежды, а мы все шли вверх. Подъем был тяжелым для моих изнеженных лондонскими тротуарами ног, потому сил на общение не было, только на созерцание захватывающих дух пейзажей и восстановление этого самого захваченного приступом сбитого дыхания духом. Каждый раз, когда мы делали привал, я выдергивала у Бенедикта из-под рюкзака спальник и растягивалась на ближайшем камушке, жалуясь на жизнь. Знаю, все тяжести тащил он, ему хуже, но не я же затеяла марш-бросок к какой-то заснеженной вершине хребта Сьерра-Невада. Бенедикт постоянно сверялся с часами (надо было реквизировать их, как и прочие излишки цивилизации) и под конец чуть ли не пинками подгонял меня вперед. Сумерки грозили застать нас где-то посредине горного кряжа, это должно было прибавить мне темпа, но нет. Лишь когда я увидела перед собой деревянный домик для таких ненормальных горных туристов, как мы, то рванула к нему, словно преодолевала последнюю сотню на марафоне.

– А еще плакала, что и шагу ступить не можешь, - улыбнулся он, когда, наконец, нагнал меня на пороге. Я сидела и переводила дыхание, мы никуда не спешили, а это значит, что можно было спокойно насладиться открывающимися видами и вдохнуть на полные груди холодный и чистый горный воздух. Бенедикт занес наши пожитки внутрь и сел возле меня. – Не хочешь посмотреть, куда мы забрались?

– Там есть указатель? – удивляюсь, как у меня еще остались силы на сарказмы. Я поднялась и пошла следом. Мы обошли домик, отороченный узкой террасой, и оказались над обрывом. Впервые я почувствовала, насколько мы высоко. Сердце ушло в пятки, но одновременно появился дикий восторг, хотелось кричать, чтобы слышал соседний пик, чтобы слышал весь мир. Солнце пряталось за острыми вершинами, мы погружались в сумрак цвета разбавленного вина, вокруг была морозная тишина горного снега, а самое главное – это чудо принадлежало исключительно нам двоим.

– «Розовый цвет сгинул, скоро все стало лиловым сумраком, и рев тишины был…», - начал Бенедикт, я в детском удивлении уставилась на него и продолжила:

– «…как нахлынувшие алмазные волны, что перекатывались по жидким папертям наших ушей; такого хватит успокоить человека на тысячу лет», - я обожала этот отрывок, когда впервые встретила его в романе, перечитала, наверное, раз десять, и все равно он не утратил вкус, как это сделало бы любое предложение в современном романе. Некоторые из них не кажутся сочными и при первом прочтении. – Как ты узнал?

– Надо меньше закладок с выписанными цитатами в книгах оставлять. Особенно, если ты даешь их кому-то почитать. Ты бессовестный спойлер, Хеллс, - он развенчал сверхъестественную тайну нашего пребывания на Маттерхорн-пик.

– Но как ты узнал, что я буквально с ума схожу от этого описания? – не сдавалась я.

– Тебе на той закладке только сердечки осталось нарисовать, чтобы дело оказалось очевидней некуда. Там все эпитеты подчеркнуты, некоторые ТРОЙНОЙ линией, - рассмеялся он.

– Как же хорошо иметь личного Шерлока, - улыбнулась я обоим значениям фразы.

***

Утром нас вышло провожать все племя. Мы прощались быстро и сумбурно, потому что я должна была успеть на самолет, чтобы преодолеть последние мили до Лос-Анджелеса. Бенедикт же летел обратно в Англию. Следующая неделя будет тяжелой ломкой после созерцания высокого британского совершенства в формате 24 на 7. А еще мне не терпелось сесть в машину, чтобы начать разгружать свою изнывающую от сотен непрочитанных писем почту. Да, я неисправима, когда дело касается автомобилей.

В мои трудоголичные планы вторгся вождь. Он попросил подойти с ним к тотемному столбу, хотел благословить нас на прощание. Женщины вынесли мне пояс, над которым я страдала в поте лица всю неделю. Я должна была обвязать им Бенедикта. Как они объяснили, это породнит нас с племенем. Мы стали на колени у вождя, Джо положил нам руки на головы и двинул спич:

– Хитрожопый Сурикат, - начал он, а я чуть со смеху не покатилась. Бенедикт стукнул меня в ребра, я попыталась взять себя в руки, но все равно содрогалась от приступов веселья, - тебе невероятно повезло, женщина подле тебя, Задиристое Копыто, - настало время Бенедикта прыснуть со смеху, - окраса любого дома, радость семьи, в которую она вступит, и честь рода, гордость предков, ее душа чиста и стремительна, как горный поток.
– Я прямо засмущалась. – Так будь ей горой, силой и хитростью защищай ее от всех напастей, люби и уважай ее вольный дух. Задиристое Копыто, твой мужчина силен и умен, но ему тоже нужна поддержка и опора. Будь для него домом и теплой маисовой кашей, согревай его, как племенной огонь, и уважай, как своих предков, слушай его и доверяй ему, как голосу природы.

Боги, если он и дальше в этом роде продолжит, я разрыдаюсь и буду выглядеть до жути нелепо. Но Джо излил свою напутственную мудрость до последней капли, поцеловал нас и отпустил.

– Мне кажется, или что-то в этом благословении было не так? – спросила я Бенедикта, когда мы уже сидели в машине и ехали навстречу цивилизации. Я получила назад оргтехнику и копалась в телефоне.

– Что действительно не так, так это вид маньяка с горящими глазами возле меня, который клацает по клавишам так, что они скоро задымятся, - выдал он.
– Как по мне, красивая церемония.

Да я и не спорила о красоте, просто что-то тут нечисто, приеду, пороюсь в традициях индейцев, что бы это значило. Этой мысли суждено было упокоиться с миром, так и не воплотившись в жизнь.

Комментарий к Colours Of The Wind

http://vk.com/doyoubelieveinfaeries

Хештэг к главе #MUSpP_Colours

========== Let’s Boot And Rally ==========

Inspired by: Iggy Pop and Bethany Consentino – Let’s Boot And Rally

Есть тысяча и одна причина, чтобы не любить Америку. Я и сама не питаю к Штатам особо нежных чувств, от большинства продуктов их массовой культуры IQ падает с такой головокружительной скоростью, что буквально слышишь, как тупеешь. Американская мечта – вообще пустой звук, утопший в наркотиках и алкоголе. Но есть у них кое-что, что заставляет мое сердце биться чаще и любить этих безудержных придурков, хотя бы на время забыв обо всех их прегрешениях.