Насилу разорвав поцелуй, Патриция жадно хватала ртом воздух.

– Ты узкая, как целка, – шептал на ухо зеленоволосый психопат, медленно трахая ее пальцами. От звука его голоса, от этих избитых и до отвращения пошлых фраз, произнесенных им, Патти почувствовала, как по ее телу пробежала сладкая дрожь возбуждения.

Разводя ноги шире, она позволила Джареду быть еще глубже в ней. Их губы вновь встретились, и поцелуи стали еще грубее и ненасытнее. На несколько секунд у Патти промелькнула мысль, что Джей сходит с ума, лаская ее с такой злостью. С той злостью, которая всегда возбуждала, заставляла ее слетать с катушек. И разве сама она не сходила с ума сейчас? Здесь. С ним. Его дыхание. Эта проклятая пена у них на губах. Его пальцы выбивали из нее глухой стон. Доводящие до исступления движения. Внизу. Он внутри. Половина его тела уже в этой блядской ванной, и он совершенно точно промок. И ей сейчас так хотелось, чтобы он оттрахал ее не только пальцами. Чтобы он достал из джинсов свой член и дал ей в рот. Ох, она заслужила этого. Развратная шлюха Патриция Бэйтман. Ей все время мало. Даже сейчас, когда Джаред добавил внутрь, в ее возбужденную мокрую щель ещё один палец, ей все еще недостаточно.

– Иди ко мне, иди… – прошептала Патти, подаваясь бедрами навстречу движениям его руки.

Поглаживая свой член сквозь ткань джинсов, Джаред несколько раз громко выдохнул. Он видел, как обнаженная грудь Патриции мелькала в пене. Ее маленькие, торчащие от возбуждения розовые соски. Он так хотел ласкать ее. Взять ее всю. Сделать каждый сантиметр ее тела своим этой ночью.

Целуя Патрицию снова и снова, он боролся с искушением укусить ее за губу, оставить маленькую месть за слишком тесное общение с Бэтменом на премьере. Но теперь он практически полностью залез в ванную, и нежные руки Бэйтман сдирали с него промокшую футболку. Близость ее тела действительно сводила с ума. И сейчас, глядя в ее блестящие голубые глаза, одурманенные желанием, он понимал, что влюблен гораздо сильнее, чем думал еще несколько минут назад.

Звонок телефона немного отрезвил Патти. Отталкивая Джея, она принялась глазами искать свой «блэкберри».

– К черту твой телефон!.. – мужчина вновь попытался поцеловать Бэйтман, но она лишь сильнее отпрянула.

– Ты не понимаешь… – быстро схватив полотенце, Патриция лишь продемонстрировала ему свой аппетитный голый зад и в считанные секунды выпрыгнула из ванной. – Я должна ответить!..

– Патти!.. – но, кажется, она и слышать ничего не хотела. Прижав телефон к уху, Патриция вышла.

Издав громкий стон, больше напоминающий вопль отчаяния, Джаред со всей силы удалил по воде рукой. Пенные капли разлетелись в стороны, с грохотом ударяясь о кафель на полу.

Открывать глаза не хотелось. И она могла позволить себе еще несколько минут блаженства, несколько мгновений наедине с новыми непривычными ощущениями. Просыпаться в его постели было чертовски приятно, и дело тут вовсе не в том, что вчера она буквально повалилась на нее от усталости, а сегодня чувствовала себя полностью восстановившейся, бодрой и готовой смело ворваться в рабочую рутину. Приятно было проснуться именно в постели с Джеем. Ощущать его руку на своей талии, разгоряченное мерное дыхание на шее. Ей было приятно его тепло.

Патриция нехотя прищурилась. Раннее и уже жутко раздражающее солнце. Медью оно отливало в его каштановых волосах. Нормальный Джаред – самый ненормальных из них всех. Девушка улыбнулась и хотела было поцеловать его в теплую солнечную макушку, но осеклась. Пускай спит.

Она осторожно выбралась из его объятий и замерла, услышав недовольное ворчание, но Джей быстро нашел удобное положение, отвернулся от окна и вновь провалился в сон, а Патти выскользнула в коридор в слишком короткой для нее футболке и осторожными перебежками, на случай, если в Шенноне проснулся жаворонок, отправилась в ванную за вещами.

Светлые коридоры, залитые солнцем лестницы, пустота призрачным эхо отдавалась во всем доме. Это была приятная светлая пустота только просыпающегося дома, Патриции нравилось будить его первой, нравилось временное одиночество. И чем дальше она шла, тем сильнее убеждала себя в ощущении, что они все еще одни в этом огромном доме.

Но тишина и одиночество быстро стали ее врагами. Они оставляли пространство и время для мыслей, и первыми наполнить образовавшуюся пустоту всегда бежали дурные мысли. О вчерашнем телефонном разговоре, родителях, очередной попытке вмешаться в ее жизнь, исправить все ее ошибки одним махом, вернуть отбившуюся от стада овечку. Ничем другим, кроме ссоры, это закончиться не могло. Длинной, выматывающей ссоры. Невольным свидетелем которой частично стал Джей. И того, как она провалилась в сон буквально на половине разговора. Сколько ее мать перезванивала после этого? Раз? Два? Десять? Сколько разгневанных сообщений с угрозами разорвать любые отношения и вычеркнуть ее из завещания на этот раз висит на ее голосовой почте?

Патриция собирала разбросанное по комнате белье, как обломки кораблекрушения. Понурив голову, уйдя в себя. Все эти перепалки давно ничего для нее не значили, она приучила себя реагировать на них, как на зло, от которого не избавиться. Только вот все эти разговоры вновь и вновь возвращали ее к настоящей семье. К вечным вопросам о том, что она уже сделала не так, где она еще наломает дров. И за что ее в конечном итоге возненавидят. Дурной пример, благо, был прямо перед глазами, а вот хорошего…

Примеров хорошего в ее жизни было мало. И каждый раз она умудрялась все испортить.

Джей опять повернулся на бок, даже во сне ему не лежалось на месте. И Патти долго всматривалась в его серьезное уставшее лицо, прежде чем окончательно убедилась, что он спит. Только вот вряд ли сон приносил ему долгожданный отдых.

Хороший, пожалуй, он был примером хорошего в ее жизни. Девушка склонилась и нежно поцеловала его в губы, прежде чем выйти из комнаты.

Листок с ценными указаниями по приготовлению кофе она нашла на полу у холодильника, как и кучу другого хлама, который они с Джеем вчера повалили. Наклоны, как и спуск по лестнице, давались ей чертовски неприятно. Джинсы Лето были слишком узкими, и с каждым шагом врезались ей в бедра. Они так плотно натягивались на заднице, что девушка боялась, как бы при очередном неудобном движении они просто не выжали ее обратно.