Шрифт:
– Идем, посмотрим на нашего ребенка!
Приземлившись в Нэшвилле рано утром, Бен успел позавтракать в милом семейном ресторане, выпить кофе и, с ленцой поглядывая на окружающих, в очередной раз убедился в том, что этот город совершенно не похож на своего «главного обитателя».
После завтрака мужчина решил прогуляться, чтобы немного отвлечься и еще раз все хорошенько обдумать. Пряча глаза за темными стеклами Ray Ban, Аффлек рассматривал выглядывающие со всех сторон вывески, безвкусные афиши концерта очередной местной Тейлор Свифт и чувствовал, как желание выпить берет верх над его способностью все контролировать. Все и даже себя самого.
Этот город и правда не подходил Джеку Уайту. Во всяком случае, тому Джеку Уайту, которого Бен видел в детском отделении больницы Сан-Франциско месяц назад. Или тому Джеку Уайту, о котором ему рассказывала Патти, от злости и обиды при этом сжимая кулаки. Нэшвилль больше походил на уютную провинциальную копию Лос-Анджелеса с тем лишь различием, что вместо пальм здесь на каждом углу были бары, в которых каждый вечер был вечером свободного микрофона, а люди, приезжающие сюда, мечтали выйти на сцену Опри, а не покорять Голливуд. Милый город со своими собственными мечтателями в ковбойских сапогах.
Почему Джек выбрал именно Нэшвилль? И почему он вообще согласился на эту встречу?
Бен взял такси и отправился прямиком в бар, адрес которого по телефону назвал ему Джек. В голове вопросов было по-прежнему куда больше, чем ответов, и Аффлек решил смыть всю эту чертову нервозность несколькими порциями виски. В конце концов, он даже не знал, с чего начать этот ебаный разговор. Ему куда проще было бы пару раз врезать долбаному мудаку по роже.
Но он не был зол на Уайта настолько сильно. Скорее, мужчина просто не до конца понимал его. И он пообещал себе, пообещал, как только сел в чертов самолет в Лос-Анджелесе, что попытается понять. В отличие от Патти и ее свято верящих в чудеса друзей, Бен осознавал, что в судебной схватке с Джеком шансов у нее нет. Горечь ее печали была повсюду. Ему казалось, что он чувствует ее привкус на своих губах, когда Бэйтман целует его. В ее прикосновениях, когда они занимаются любовью. Патриция была раздавлена, но умело маскировалась, пряталась, каждый раз при его появлении, натягивая фальшивую улыбку. И он ненавидел это.
Уайт не опоздал. Он сразу же заметил Бена и его жалкую попытку приветливо улыбнуться. Блядский мудак!
– Надеюсь, тебе не нужно много времени, – произнес Джек, опускаясь на стул напротив. – У меня его нет.
Нескольких секунд Аффлеку оказалось вполне достаточно, чтобы желание уебать своему собеседнику могло вдребезги разнести шкалу терпения и выдержки. О да, теперь он понимал! Джек сделал жест официантке и вытащил из кармана своей косухи сигарилы. Бен залпом осушил бокал с остатками виски и негромко кашлянул. На пальце Уайта была печатка со счастливым числом «III». Ебаное кольцо сраного всевластия!
Закурив, музыкант откинулся на спинку стула и встретился с Аффлеком глазами. Выдержать полный ненависти взгляд Джека никогда не было просто. И Бен почувствовал, как его рука, лежащая на колене под столом, непроизвольно сжалась в кулак.
– О чем ты хотел поговорить, Бен? – мужчина мельком взглянул на официантку, которая поставила перед ним выпивку, и, смутившись, поспешила удалиться. – Если об этой шлюхе, ты зря приехал, я…
– Выбирай выражения, ты, дерьма кусок!.. – схватив Уайта за ворот футболки, со злостью прохрипел Аффлек.
– Убери свои мудацкие руки! – дернувшись, Джек поднялся со стула и, раздавив в пепельнице сигарилу, прошептал: – Я тебя, сука, убью!
– Что тебе от нее нужно, блядь?! – Аффлек резко поднялся и, выйдя из-за стола, подошел ближе. – Почему тебе просто не съебать?!
Джек оттолкнул мужчину с такой силой, что тот пошатнулся и, ударившись спиной о соседний столик, опрокинул несколько бокалов. Рядом вскрикнула какая-то девушка.
В голове был шум. Бен огляделся вокруг и, заметив перепуганных посетителей, попытался жестами объяснить, что это все пустяки, но Джек, стоявший буквально в метре от него, явно так не считал.
– Послушай, – пытаясь унять возбужденную дрожь в голосе, начал Аффлек, вновь подходя ближе. – Я не хочу так это решать, мужик…
– У меня с тобой никаких дел нет, – с ухмылкой ответил музыкант. – Я не понимаю, какого черта тебе от меня нужно.
– Я просто пытаюсь понять, зачем тебе все это…
– Пошел ты! С чего я стану говорить с тобой?!
– Хотя бы с того, что ты уже здесь, – Бен опустился за столик и жестом подозвал перепуганную официантку, заверив ее и всех вокруг, что все в полном порядке. Затем обратился к Уайту, который продолжал стоять рядом, точно окаменевший: – Присядь, Джек. Нам обоим нужно выпить.
Спустя два часа оба мужчины уже достаточно сильно набрались, чтобы перестать ненавидеть друг друга. Бен теперь видел, как сильно на самом деле задет был Уайт. Это было во всем. В том, как он говорил, закуривал или сверлил его своим задумчиво-пьяным взглядом. Вся агрессия Джека куда-то исчезла, сейчас он больше напоминал угрюмого и забитого ребенка в теле мужчины. И это было слишком сложно. По-прежнему слишком сложно. Музыкант упорно отказывался начинать тот разговор, ради которого Аффлек вообще прилетел сюда.