Шрифт:
Теперь, находясь у самых границ бодрствования, я осознавал, что, несмотря на кажущееся освобождение от чар сна, я все еще не был полностью свободен. Ибо сквозь мои веки, которые, как я знал, были закрыты, а сам я лежал в темной комнате, устремлялся яркий свет, и, вспомнив свое приключение несколько дней назад, свое видение на площади, я уже знал, что, как только открою глаза, то окажусь в освещенной комнате, населенной призраками мертвых или живых.
Несколько мгновений после того, как окончательно пришел в себя, я лежал с закрытыми глазами, чувствуя струйку пота на лбу. Я понимал, что этот кошмар не является плодом моего мозга; он связан с прошлым.
А потом любопытство, обычное любопытство, узнать, что происходит по ту сторону закрытых век, заставило меня открыть глаза и сесть.
В кресле напротив моей кровати сидела леди Бассенуайт, чью фотографию я видел в иллюстрированном журнале. Никакого сомнения быть не могло.
Она была одета в ночную сорочку, а в руках держала маленькую рельефную фарфоровую чашечку с крышечкой и блюдечко. Пока я смотрел на нее, она сняла крышечку и стала ложечкой пить чай. Сделав с полдюжины глотков, она снова прикрыла чашку крышечкой. Затем повернулась к тому месту, где был я, и взглянула прямо на меня; я заметил тень смерти на ее лице.
Затем она неторопливо поднялась, словно бы очень устала, и сделала шаг по направлению к кровати. И лишь только она приблизилась, свет в комнате, независимо от того, что было его источником, вдруг исчез, и я обнаружил, что нахожусь в кромешной темноте.
Мое любопытство было полностью удовлетворено, и остаток ночи я предпочел провести в комнате на первом этаже.
Хью Грейнджер, который не мыслил свою жизнь без детективов и призраков, прибыл на следующий день, и я, ничего не скрывая, поведал ему обо всем происшедшем.
– Конечно, я буду ночевать в этой комнате, - заявил он сразу же, едва я закончил свой рассказ.
– Поставим там еще одну кровать, и будем ночевать там вместе. Двое свидетелей одного и того же явления неизмеримо ценнее, чем один. Ты не боишься?
– добавил он, спохватившись.
– Боюсь, но пусть будет по-твоему, - ответил я.
– А ты уверен, что все это тебе не приснилось?
– спросил он.
– Абсолютно уверен.
Хью был очевидно рад этому ответу.
– Я тоже боюсь, - признался он.
– И боюсь ужасно. Но в этом-то и состоит вся прелесть. Так трудно по-настоящему испугаться в нынешнее время. Все вещи получили свое объяснение, или почти все. И одна из этих вещей - страх неизведанного. Никто не знает, что такое призраки, почему они появляются, и что за знаки нам подают.
Он прошелся взад-вперед по комнате.
– А как ты думаешь, что делал сэр Артур ночью в твоем саду?
– спросил он.
– Нет ли здесь какой взаимосвязи?
– Насколько я могу судить, нет. Да и какая здесь может быть связь?
– Во всяком случае, не вполне очевидная. Не знаю, почему я задал этот вопрос. Он вам понравился?
– Ужасно. Впрочем, не настолько, чтобы позволить ему блуждать по моему саду в полночь, - ответил я.
Хью рассмеялся.
– Это, безусловно, подразумевает значительную степень доверия и привязанности, - сказал он.
Я распорядился поставить еще одну кровать в комнате, предназначенной для Хью; вечером, после того как он погасил свет, мы некоторое время поговорили, затем настала тишина. Было холодно, я смотрел на огонь в очаге, на раскаленные угли, на слабый свет, ими отбрасываемый, и ничего не нарушало мирной атмосферы и тишины, царивших в комнате. А потом мне показалось, как что-то нарушилось, и вместо того, что спокойно уснуть, я почувствовал гнетущий ужас надвигающегося кошмара, начавший проникать в мое сознание. Я слышал, как ворочается Хью, снова и снова, пока, наконец, он не заговорил.
– Я чувствую себя весьма неуютно, - сказал он, - но в то же время не вижу и не слышу ничего необычного.
– То же самое происходит и со мной, - признался я.
– Ты не возражаешь, если я на минутку включу свет и посмотрю, что творится?
– Ни в коей мере.
Он щелкнул выключателем, комната осветилась, и он присел в постели, нахмурившись. Все было как обычно; книжный шкаф, стулья, на один из которых он повесил свою одежду; в комнате не было ничего, что отличало бы ее от тысячи других, ей подобных, где их обитатели спокойно спали.
– Странно, - пробормотал он и снова выключил свет.
Нет ничего труднее, чем следить за течением времени в полной темноте, но мне не кажется, что до появления знакомого чувства надвигающегося кошмара его прошло так уж много. Хью произнес странным, надтреснутым голосом:
– Она идет, - сказал он.
И почти сразу же вслед за его словами я заметил, что мрак в комнате заметно редеет.
Темнота стала понемногу отступать, начали вырисовываться контуры предметов. Постепенно я смог разглядеть стулья, камин, кровать Хью, наконец, она совсем исчезла, словно кто-то включил невидимую лампочку.