Вечерами видно бывало, как светится третий этаж - все окна сразу. Первые два были скрыты стеной, а возможно, их уже и вообще не было.

Эта пустынность, этот 'Фольксваген', этот парящий в пустоте третий этаж нагоняли мистический ужас на горожан. Мотыгинские затаились, замышляя бунт. Красные ушли в подполье. Анархисты, собрав узелки, совсем вышли из города - их скульптурно-физкультурный ансамбль замер группой соляных столбов в двух километрах от Ржевска, и только французы с немцами, привычные к риску, еще старались что-то предпринимать.

Дворяне, по обычаю, забили стрелку, но администрация игнорировала их вызов. Послали делегацию, но у самых ворот, услышав характерный щелчок взводимого автомата, остановились, а голос с персидским акцентом, словно нехотя, вопросил:

– Щто ходищь так близко, а? Стрелять буду.

Выстрел действительно прозвучал. Кто-то говорил, что в воздух. Кто-то видел, как этим выстрелом была подстрелена одна из собак, которых на площади развелось во множестве. Так что дворяне, погрузившись в 'Пежо', отбыли ни с чем.

Попытки найти Старухина ни к чему не привели. Родственники сказали, что сдает дела, и из-за стены его не выпускают.

Я попытался выяснить о судьбе своих бывших содомников, обиняками, так как опасался, что лишнее напоминание о них может травмировать графиню. Но сообщить она мне могла очень немногое. Пациенты и их заложники оказались предоставлены сами себе, пока власть переходила в другие руки. По-видимому, у них начинался голод. Родственникам врачей, создавшим комитет по их вызволению, удалось вытащить только двоих - в обмен на карты картофельных полей. Освобожденные сообщили, что паёк сильно урезан. Во множестве развели мышей. В целях борьбы с ними отловили в парке и запустили котов, но коты и мыши сдружились и грабили стремительно пустевшие кладовые сообща. В общем, неустройство и неразбериха жуткие, в бане нагажено, как часто бывает после революционных событий. Кроме того, какие-то канальи открыли краны, и вода почти вся вытекла. Выдают по два стакана в день. Как бы они там не сожрали друг друга.

Мы все это прилежно выслушали, я и мой член, пребывавший в состоянии нормали. А потом, навербавшись вдоволь, покинули будуар, вернее, были вежливо выпровожены безо всякого сострадания к нашей страсти.

Ночью она мне приснилась: мол, отдамся по вокзальной цене. Я возразил: я же ваш муж, а не клиент. Муж, сказала она, мне жизнью заплатит. Мне часто снилось, что вот, я на ней, а, проснувшись, лишь опять убеждался, что в знаменателе пусто.

Глава 24

Жизнь, сбитая с толку выборами, понемногу налаживалась. Открывались магазины и прочие заведения, всяческие учреждения, чиновники которых были непривычно вежливы, не зная, на кого работают в данный момент.

Новый глава все еще не пожелал себя объявить общественности, хотя уже две недели прошло, заканчивался ноябрь, но жители мало-помалу привыкли к такому положению вещей, пока в здании администрации плелись паутины новых взаимоотношений, мотались клубки, а сам паук пребывал в щели.

Дворяне вернулись к своим привилегиям, время от времени вступая в переговоры и мелкие стычки с немцами и не оставляя попыток наладить с пауком хоть какой-то контакт. Но четверо мордоворотов, выставленных у ворот для связи с общественностью, всячески эти попытки пресекали.

В городе возобновилась светская жизнь, одним из еженедельных моментов которой были музыкальные вечера у графини, первый из которых состоялся в ближайшую среду.

Я непосредственного участия в приготовлениях не принимал. Вдова все хлопоты взяла на себя, желая, чтоб этот первый вечер стал для меня сюрпризом. Я сидел в кабинете, перенося свой нехитрый сюжет с простыни на бумагу, время от времени прислушиваясь к тому, что происходило внизу.

Там под предводительством шевалье суетились рабочие и лакеи, нанятые на этот вечер в каком-то бюро услуг, двигали мебель, драили зеркала, завозили напитки и угощенье. Позже прибыл дворянский оркестр. Все эти звуки внизу, особенно струнные взвизги, досаждали чрезвычайно, а один раз полосонуло так, что волосы встали дыбом, а палец конвульсивно забарабанил по букве Щ, редкой в употреблении. 'Скрипка', - немного нервно подумал я. Музыка была признана мной врагом номер один, одновременно являясь величайшей страстью графини наряду с командором и невротической преданностью сословью.

За полчаса до прибытия первых гостей графиня вошла в кабинет и внесла командорский фрак.

– Мы теперь одна фракция, - сказала она.
– Так что фрак вам просто необходим.

И оставила меня одного - одеваться.

Через четверть часа я спустился вниз.

Один угол Акустического зала заняли музыканты - камерный квартет, обыкновенно входивший в состав оркестра Галицкого. Этот аристократический оркестр был единственный в городе, по мере надобности перестраиваясь и выделяя из своего состава тот или иной бэнд.