Пуговиц на ней было множество, располагавшихся большей частью вдоль спины. Она прижималась ко мне, запрокидывала лицо, выгибалась вольтовой дугой, пока я дрожащими пальцами их расстегивал.

С четырех углов, господа, кровать подхватывали стальные цепи, ввинченные в потолок. Кроме того, в изголовье я заметил два рычага с шишечками, как на коробке передач у 'Жигулей' старой модели. Я насторожился: эротическое воображение графини готовило мне какой-то сюрприз, перед коим все те конструкции, которыми баловался бесноватый де Сад, окажутся перечеркнуты. Достаточно сказать, что при первом же взгляде на цепи я набряк и напрягся весь. Вероятно, пройдоха-механик, совместно с графиней мостивший эту постель, замыслили некое совершенное согрешение.

Итак, мы пали, освобожденные от одежд, графиня - навзничь, я - ниц. Но едва дело дошло до первых конвульсий, как кровать качнулась и поплыла. Вероятно, под действием жигулевских рычагов, в которые вцепилась графиня.

Потрясающее было ощущение, по крайней мере, на первых порах. Кровать медленно вздымалась над полом, с луны свисала слюна, графиня ворочала рычаги, я ворочался на графине, но тут мне пришло в голову, что кровать, лишенная бортов и бордюров, запросто может ссамосвалить нас обоих с приличной, причем, высоты. Я уже примирился, было, с потерей пары своих ребер, как вдруг новая волна ужаса окатила меня. Мы уже были под самым потолком, спинки кровати его касались, и если я поначалу надеялся, что они сыграют роль ограничителей и не дадут всей этой механике притиснуть нас к верхней плоскости, как вдруг треск разрушаемой мебели и скрежет срываемых болтов эти надежды разрушил.

Спинки сорвались и ухнули вниз. Я тут же представил себе нас обоих зажатыми между двумя плоскостями, раздавленными ими, размазанными по потолку, подобно двум мухам, застигнутым бдительным мухобоем во время соития, всё это месиво из мяса и костей, которое обнаружит первый человек, который нас хватится, как соскребут с потолка наши бренные и похоронят в одном гробу, ибо невозможно будет понять, где графиня, где я, а разъять нас - тем более. Не это ли вечное совокупление тот вензель символизировал? Ах, командор, проклятый.

Я тоже ухватился за рычаги и тоже, рыча, принялся их ворочать, мы рвали их в четыре руки, в то время как зад мой уже ощутил ледяной холод перекрытия.

Но видимо кто-то, возможно, Бог, хранил еще нас для суровейших испытаний. Кровать накренилась, один край коснулся уже потолка, подушечки, пуфики спрыгнули первыми, начал скользить матрас - и мы вместе с ним, на нем, полосатом, мягко спланировали вниз, не понеся особых потерь, кроме пережитого ужаса.

Таким образом, это все-таки триллер, а не эротический роман.

Я поднял с пола штаны, графиню и выволок ее в будуар. Кровать продолжала скрежетать и раскачиваться, я не знал, как ее выключить, да и знать теперь не желал, пусть скрежещет. Факелы все горели, тени сновали, луна же, красная от стыда, спряталась за ближайшее облако.

Графиня осталась без чувств, на коврах, разметавши свои омеги. Я переступил через нее и побрел к себе.

Глава 26

Эти два происшествия, свалившиеся на меня в одну ночь - и оба со смертельным риском для жизни - укрепили мою веру в моего демона. Тот, кто меня по утрам - помните?
– 'Вставайте, маркиз...'. Значит, заключил я, и насчет великих дел слова его верные.

Первым моим порывом после этого утреннего напутствия было найти графиню, которую я, будучи в шоке, бросил одну в будуаре, даже не потрудившись возложить на диван. Впрочем, я надеялся, что, оправившись от обморока, она и сама догадается на него влезть.

Надо было первым делом следы предыдущего события замести, пока графиня не обнаружила их и опять не грохнулась в обморок. Так что я спозаранку - даже вороны еще спали - с присущей себе тщательностью затер, замел, забросал снегом и листьями то, что вчера ускользнуло от моего внимания. И лишь потом, верный Ратмир, я отправился на поиски суженой.

В будуаре ее не было. В спальне, разумеется, тоже. Я обошел все углы в этом доме, где она могла прикорнуть, все кровати, диваны, полати обшарил - безуспешно. Пока, выходя из себя, все более и более за нее тревожась, не вспомнил про кушетку под лестницей и не нашел ее там, закутанную в простыню.

Что привело ее на эту кушетку? Психоаналитические размышления ('Этюд о крылатой кровати'), подсознательная вина? А может, это помещение - со скошенным потолком, без окон, напоминающее полушатер, наиболее соответствовало ее настроению? Свернулась калачиком, очевидно, мерзла. Я накинул на нее одеяло, то самое, под которым впервые обнаружил себя в этом доме. Я и сам, господа, на кого угодно накинусь, если нужно ее согреть. Как трепещет она, спящая, больно глядеть. Она вздрагивала, стонала или принималась сопеть, спя. Сон ее был лишен безмятежности.