Этот и другие шепоты, а так же полноценные возгласы с мест оказались для меня совершенным сюрпризом. Такая популярность, не скрою, льстила. Я и сам к тому времени почти уверовал в то, что я не купец Мамонов и не Кто-то Еще (Ева и др. и пр.), а действительно, некий маркиз - Карабас, например, или Астольф де Кюстин, и вполне заслуживаю поклонения.

– Минуточку внимания! Гениальные господа!
– тряся колокольчик, пытался Маргулис подавить незапланированные выступления.
– Упыри! Кукушкины дети! Придурки прискорбные!
– взревел он, едва не упав, так как кто-то выдернул шутки ради из-под него стул.

Но относительную тишину он все-таки утвердил. Лишь Птицын, углубленный в какую-то книгу, с хрустом вырывал нужные ему листы и прятал в рукав. Мне было известно, что он коллекционировал две первые страницы из всех прочитанных им книг, за что ему неоднократно перепадало от библиотекаря.

– Итак, человек, что сейчас перед вами...

– Да знаем мы!

– Вы к нам на зиму или еще на как?
– послышались вопросы, адресованные непосредственно мне.

– Вы на чем чокнулись?

– Я, Людовик Приветливый, приветствую вас!

– Господа! Гос-по-да!
– призывал к порядку Маргулис.

– Я по твоему уму понял, что ты - де Сад, - сказал фараон Фролов.

Как? Де Сад? Они приняли меня за совершенно другого маркиза! Не за того, за которого я сам себя принимал. Тысяча чертей! Diable! Мне только этого не хватало. К де Саду ни малейшей симпатии, ни самоидентификации с ним я не испытывал.

Я быстро припомнил, чем известен истории этот мерзкий маркиз. Основатель ордена садистов, получивший пожизненное? Кажется, сгнивший - в Бастилии? в сумасшедшем доме? гильотинированный за садизм? Вот, значит, пришествием какого мессии были полны умы!

Хотя: кем уж только мне не пришлось побывать. Я и сам уже почти позабыл свой подлинный внутренний облик. Де Сад? Досадно. Ну, что ж. Почему бы и не этот маргинальный маркиз, черт побери? Раз уж они сами приняли меня за него и едва ль не обожили. Я на всякий случай выпятил грудь, чтобы придать величие своему облику.

– Правда ли, что в Европе уже создан садизм? Мы, де-садовцы, искренне рады за них.

– Вы к нам по объявлению или по велению сердца пожаловали?

– Я, Людовик Приветливый...

– Вам, конечно, после Бастилии здесь рай?

– Мне имена ваши нравятся, а наипаче - Альфонс. Можно я дам его некоторым своим друзьям?

– Вы из скрытности или из скромности так долго пребывали инкогнито среди нас?

– Позвольте, это ваша вша.

– Никак нет-с. Ваша-с.

– Тише, господа! Давайте по очереди!
– перекрыл всех голос Маргулиса, но вопросы тут же отпали, едва установилась тишина.
– Что ж, раз в представлении маркиза надобности нет, то давайте представимся мы маркизу. Расскажите кто-нибудь о себе. Кто? Вы?

– Я - царь.

– Так...

– Я - раб.

– Это, конечно, легенды, - пояснил Маргулис.

– Я - бог.

– ... для конспирации, - продолжал он и ткнул пальцем в ближайшего.

– Я - червь!
– бодро вскочил тот и откашлялся.
– Я червь. В жопе живу. Жопа принадлежит кастелянше Наташке. Когда она ее чешет...

– Ах, заткнитесь немедленно!
– выкрикнул Вертер и покраснел.

– А что? Вполне приличная личина- червь.

– Да, господа, вы с этими словами поосторжней. Давайте-ка слово жопа больше не употреблять, - сказал Маргулис, вживаясь в роль цензора.
– Ну-ка, давайте вы, раз уж вы все равно слово взяли.

– Я - Германия. Столица меня - Берлин, - слабым голосом и с запинками сказал Вертер.
– Дер Вурм... Унд Фройлен... Ферлёймдунг... И соседняя со мной Азия.

– А я бы эту Германию...
– сказал кто-то.
– Попадись мне хоть пядь.

– Нет, женщина она, конечно, красивая, но сами поймите, что в жопе за жизнь.

– Я прошу вас это слово больше не упоминать! Я вас этого слова лишаю!

– Да, не любите вы Германию.

– Германию не любят все.

– Не знаю, не знаю. Я в ее жопу не вхож.

– Я - бог. Вот я, на облаке. Облако подо мной упругое, гладкое, словно по чьей-то жопе хожу.

– Я вас просил... Я категорически... Это слово...
– занервничал Маргулис.

– Не исключено, что эта жопа тоже Наташкина!

– Я вас лишаю...

– Сверху Наташка тоже красивая. Она мне оттуда и как женщина, и как жопа нравится!

– Нет, очень уж расперло пропорции.

– Нормальная. Склонная к полноте, а не половинчатости.

– Не жирно ль вам будет?

– Зато сытно.