Когда ей наконец удалось прийти в норму, Эухения вновь устроилась поудобнее, старательно подыскивая подходящую тему для разговора. Ковальский выглядел потрепанным, но веселым, напряжение между ними, несомненно, спало, однако ей вовсе не хотелось говорить сейчас о лечении. Она опасалась, что это снова приведет к конфликту.

Но выход из положения нашелся сам собой. Пока Эухения думала, Ковальский неожиданно принюхался.

Что это?!! – воскликнул он, мгновенно выхватывая палочку. И, прежде чем Эухения успела сообразить, о чем он, и, соответственно, что-либо сделать, у него в руках оказался поднос с пробами.

Нет, этот человек точно был дан ей в наказание, не иначе. С чего бы еще в его присутствии она так часто покрывала себя позором?

Однако тот, к удивлению Эухении, своим открытием не воспользовался.

Пробовали еду на яды? – спросил он спокойно и понимающе посмотрел ей в глаза.

Не зная, что ответить, Эухения промолчала.

Но реакции нет… - Ковальский задумался. – Какие группы ядов вы пытались выявить?

Змеиные, минеральные, растительные, животные, яды спор, составные…

На основе драконьих ингредиентов?

Нет. У меня нет определителей на яды из драконьих ингредиентов и яды, полученные из неядовитых веществ посредством колдовства.

Ковальский аккуратно поставил поднос на пол и кивнул. Потом порылся в кармане пиджака и вытащил оттуда фиал, посветил на него палочкой, встряхнул, и протянул в сторону Эухении, позволяя ей разглядеть желтоватую мутную жидкость с белесыми хлопьями взбаламученного осадка. Отвинтив скрипучую крышку, он капнул жидкостью на ближайшие рисинки, и через несколько секунд половина подноса покрылась пеной.

Что это? – воскликнула Эухения, вытягивая шею, чтобы рассмотреть реакцию. – Что это значит?

Ничего, - ответил он, опуская поднос и складывая руки на коленях. – Это значит, что, по крайней мере, ни одного известного яда в вашей еде нет.

Эухения постаралась не выдать удивления.

Что вы использовали? – спросила она максимально незаинтересованно.

Универсальный определитель, - видимо, без труда разгадав ее, поддразнивающее отозвался Ковальский. Но тут же сменил тон и пояснил. – Нет ничего удивительного в том, что Вы не знаете о нем, поскольку это единственный образец. Он был сделан на основе, созданной с помощью философского камня. Этот фиал мне подарил мой друг Давид Линье, немецкий алхимик, ученик Николаса Фламеля, в благодарность за излечение его от драконьей оспы. Как вам, должно быть, известно, философский камень был уничтожен, так что воспроизвести подобную рецептуру еще раз вряд ли удастся.

И вдруг протянул фиал ей:

Дарю.

Эухения заморгала: не привиделось ли? Ценность фиала была немыслимой. С чего бы этому-то задабривать?

Берите, - улыбнулся Ковальский. – Вам это действительно нужнее. И прошу Вас, называйте меня Гжегожем.

Эухения, - сказала она просто, все еще оправляясь от удивления. – Спасибо.

Он кивнул.

– Однако учитывайте, что он определяет только яды. И не определяет других зелий, действие которых так или иначе близко к ядам. Например, не покажет наличие любых лекарственных средств, хотя есть те, которые могут стать смертельными именно для вас, или, - он посмотрел на Эухению в упор, - приворотов на крови…

Привороты на крови? Вы имеете в виду драконью кровь?

Нет, что вы, - Гжегож встал. – Обыкновенную кровь волшебника. О них говорится в книге «Неснимаемые приворотные чары». Мне ее подарил в свое время Давид. Хотите почитать?

На следующее утро Эухения, расположившись в кресле напротив кровати, листала засаленные страницы старенького тома, вчитываясь в короткую главку, посвященную неопределимым приворотным зельям. «Мой драгоценный соавтор Отомар Ксавье предпочел отнести эти привороты к неснимаемым на основании того, что для изготовления отворота нужна кровь приворожившего, отданная не по принуждению, а добровольно. Это исключает всяческое давление или шантаж, угрозу тюремного заключения и даже уговоры». Перевернув очередную страницу, Эухения увидела, что на ней, под окончанием этой, последней главы, кто-то сделал приписку мелким, чрезвычайно запутанным почерком. Ей пришлось призвать с полки лупу для того, чтобы через полчаса усердных стараний кое-как разобрать презрительные слова: «Дорогой мой Альбус, я бы уважал авторов сего опуса, господ Делона и Ксавье, если бы они дали себе труда хотя бы проверить то, что предлагают своим читателям, а не коллекционировать бесполезные слухи. Любому магу, имеющему мало-мальский опыт в зельеварении, известно, что привороты, в которых используется кровь, срабатывают только в том случае, если приворот происходит между родственниками. На твоем месте я бы выбросил сей шедевр и забыл бы его, как страшный сон. Твой Николас».

========== Глава 63 Минерва ==========

POV Северуса, ночь с 23 на 24 февраля 1994 года

В половине четвертого в моей гостиной - такая стужа, что, наверное, и наколдованная вода мгновенно превратится в лед. А согревающие чары накладывать нельзя - воздействие магии напрямую в таком состоянии исключено. Да и зелья, мягко говоря, нежелательны.

Развожу огонь в камине и обессиленно падаю в кресло. Так отвратительно не чувствуешь себя и после Круциатуса. Там, по крайней мере, к физическому страданию не примешивается ощущение полной моральной раздавленности.

Как я дошел до подземелий, непонятно… Палочка лежит на столе, и надо бы не забыть стереть с нее следы последнего заклинания.

Но вместо того, чтобы действовать, я десять минут просто дрожу от холода, уставившись в книжный шкаф, внимательно изучая перевитый серебряной нитью черный корешок подарочного издания «Самых влиятельных чистокровных семейств магической Британии». Здесь, конечно, подсуетился Люциус, в свое время поставивший задачей образовать меня, разъяснить, кто есть кто. Последние десять страниц в книге отведены Принцам, которые, однако, утратили все свое величие еще в начале 19-го века. Дома у нас тоже такая водилась – мать, в отличие от меня, даже изгнанная из рода, никогда не забывала, что она – Принц. Книжка, как и другие магические (некоторые из них мать прикупила у старьевщика), лежала в ящике на чердаке. Один ее угол основательно погрызли крысы, оставив после себя омерзительный запах, и, может, от этого она к моменту поступления в Хогвартс и оказалась единственной не изученной мною. А, может, я инстинктивно берег себя от разочарований, стараясь не усугублять своего детства осознанием огромной разницы между мной и чистокровными магами, превосходившими меня уже по праву рождения.