Шрифт:
– Вставай, соня! День на дворе, - и когда Джон в испуге вскочил, как подброшенный, улыбнулся ему.
– Salve, discipulus!
– Sa… Salve, master.
– Не мастер, Джон, а магистр. Но гляди-ка, запомнил! Надо же!
Джон поежился – в комнате было сыровато. Мельхиор велел ему оправиться и приходить в кухню, прямо по коридору.
* * *
В кухне жарко горел огонь, одежда Джона успела не только высохнуть, но даже нагреться, отец Сильвестр сидел за столом, тщательно отсчитывал коричневые шарики и звезды странной формы и взвешивал их на крохотных весах. Джон робко поклонился ему, но тот, занятый подсчетами, только отмахнулся. Мельхиор в чистой опрятной рясе велел сесть и не путаться под ногами. По столу были разложены аккуратными горками шарики, звездочки, кусочки какой-то коры и прочие странные предметы. Завивались сухие полоски белого и желтого цвета. Джону показалось, что кухня тонула в зыбком сказочном аромате, запах опьянял, дурманил, сладостно щекотал ноздри. Раздался звон колокольчика.
– Я открою, - вскочил Мельхиор. – Джон, брысь в углу и не шевелись. Встанешь с места – неделю сидеть не сможешь!
Джон, и без того присмиревший, забился в самый неприметный угол и оттуда наблюдал за быстрыми пальцами отца Сильвестра. Слышно было, как Мельхиор беседует с ранними посетителями, Наконец, он закрыл за ними дверь и вернулся в кухню.
– Ну что там случилось?
– брюзгливо спросил старый аптекарь.
– Да ничего, у леди Катарины голова с ночи болит, прислали служанку.
– Что дал?
– Декокт адониса, как вы велели.
– Адониса! Воды ей надо! А еще лучше гулять. Ножками, ножками, а не в колымаге папиной. Ну что уставился? Возьми свое тряпье и переоденься. Сейчас уж благовестить начнут. Мельхиор, запиши, что пряностей на 25 бутылок.
* * *
Джон покорно сдернул с веревки свою рубаху и выскользнул из кухни. Отец Сильвестр проводил его внимательным взглядом.
– Мельхиор, а что это он забитый такой? Вчера, вроде, наглее держался, разве нет?
– Он устал вчера, отец Сильвестр, и совершенно отчаялся. И был уверен, что утром его с позором отправят обратно.
Джон появился через минуту, уже одетый должным образом, и замер в дверях.
– Подойди, - кивнул ему отец Сильвестр. – Видишь, на столе лежит? Что это такое, знаешь? Видел когда-нибудь?
– Нет, отец.
– И да где уж тебе, - проворчал аптекарь.
– Это пряности. Вот перец. Вот бадьян. Это циннамон. Что, хорошо пахнет? Да не чихни туда сдуру!
Джон зажмурился, вблизи пряности благоухали почти нестерпимо. Отец Сильвестр поспешно отстранил его от стола и велел Мельхиору разложить сбор по мешочкам.
– Смотри, Иоанн, учись. Коли останешься при монастыре, это будет твоя работа. Пока не пущу, одна вот эта горошка стоит дороже тебя со всеми потрохами. Жить будешь, где живешь. Брату Мельхиору не досаждай, а то построим тебе будку на дворе. С утра до колокола будешь со мной заниматься, потом с учителем твоим. Бездельничать не дам. Будешь уличен в чем неподобающем – на первый раз, ладно, просто выпорю, на второй – без разговора отправлю к Фотию. Понял?
Джон опустился на колени и низко поклонился старому аптекарю. Тот проворчал: «Ишь, скромник какой». Мельхиор, осторожно пересыпающий драгоценные пряности в крохотные льняные мешочки, спрятал усмешку.
* * *
За окном все так же безостановочно лил дождь. Серые тучи почти легли на пасмурный город, серый и коричневый. Колокольный звон глухо отдавался от мокрых стен, на краткое время заглушая шорох дождя, тем не менее горожане потянулись к церкви. Отец Сильвестр, запирая аптеку, буркнул: «Ну точно, набегаемся теперь с простудами. От Ионы привози пятого сбора мешок, не меньше». Мельхиор шепотом пояснил: «От кашля. И противу жара в теле, вызванного излишним охлаждением». Джон почти ничего не понял, но переспрашивать постеснялся.
Идти было недалеко: через площадь, вверх по улице и направо. Джон шел, глазея по сторонам, – таких высоченных домов с башенками и флюгерами он не видел ни разу в жизни. В церкви было сыро, гулко и тепло, прихожане снимали накидки и мокрые плащи, вполголоса здоровались и чинно рассаживались по местам. Сильвестра и Мельхиора встречали почтительными поклонами. Мальчика с ними заметили, но в глаза никто ни о чем не спрашивал. Джон, глядя, каким почетом окружен отец Сильвестр, оробел еще больше и украдкой спросил Мельхиора, бывают ли у мирян инфирмарии? Мельхиор начал было объяснять ему разницу между инфирмарием и городским аптекарем, но махнул рукой и шепнул, что отец Сильвестр вполне может быть назван инфирмарием Скарбо. Одна разница – попробуй-ка ослушаться инфирмария! Джон подумал, что ослушаться отца Сильвестра, наверное, может только безумец. Мессу он толком не запомнил, потому что уставился на разряженную горожанку, так что Мельхиор принужден был одернуть его.
* * *
Когда они вернулись в аптеку и позавтракали, Мельхиор собрал все необходимое, поклонился учителю и ушел проведать болящих. Отец Сильвестр пристально посмотрел на Джона и спросил, знает ли тот, что всего важней для монаха? «Молиться?» - растерянно предположил Джон. Ничего другого ему в голову не приходило, и он густо покраснел, стыдясь очевидного своего невежества. Отец Сильвестр, важно кивнув головой, пророкотал: «Молиться, конечно, тоже, но не только. Чистота – вот что главное. И для монаха, и для медикуса. Полы-то мыть обучен?».