Иванна всегда считала Снейпа неплохо разбирающимся в людях, и оттого поначалу у неё в голове не укладывалось — как он вообще мог быть так слеп во всём, что касалось этой Эванс? Однако, поразмыслив немного и вспомнив себя и Вацлава, смогла лишь смиренно принять всё как данность. Специально касаться связанных с Лили воспоминаний ей не хотелось. «Следствия» в виде прилагающихся к воспоминаниям эмоций Иванне с лихвой хватило, чтобы напрочь отбить желание знакомства с «причиной», однако кое-какие картинки она всё же уловила. Совершенно очевидно, Лили была женщиной до мозга костей; женщиной, точно знавшей, чего хочет и уверенно стремившейся к цели, прикладывая для её достижения все свои бесспорные таланты. Среди сокурсников (да и не только сокурсников) Иванны похожие экземпляры обоих полов наличествовали в довольно широком ассортименте — яркие, успешные, одарённые. Слишком неинтересные в своей идеальности. Сближаться с ними не хотелось — вероятно, благодаря эмпатии она улавливала что-то такое, что заставляло держать дистанцию. Только один раз инстинкт самосохранения дал сбой. Любовь слепа — это аксиома.

Воспоминания о Лили нужны — это тоже аксиома. На них слишком много завязано, их просто нельзя удалить, не повредив собственно личность. «Туда вообще лезть не нужно, не твоё это дело, дурында!» — каждый раз сурово пеняла себе она. И это действительно было не её делом, тем более, после чужих воспоминаний реальность воспринималась столь причудливо, что к лаборатории в таком состоянии подходить ближе, чем на пушечный выстрел, было бы просто неразумно. Да и вообще, не специалист она по манипуляциям с воспоминаниями, как ни хотелось доказать себе обратное; так что нужно работать с эмоциями и не пытаться прыгнуть выше головы…

Обычный распорядок дня доктора Мачкевич стал выглядеть примерно следующим образом.

Большую часть ночи, а также первую половину дня (когда все остальные были на занятиях) Иванна властвовала в лаборатории в одиночестве, стараясь распланировать дела так, чтобы на этот период не выпадало ничего важного. На «работу» со Снейпом, когда синтез не требовал её наблюдения, она отводила два — три часа до звонка его будильника. Будильник гарантировал Иванне своевременное пробуждение, случись ей во время сеанса впасть в забытьё. Признав недовольство Снейпа на тему нахождения в постели в верхней одежде, она нашла среди своих вещей трикотажные брюки от своей старой студенческой спортивной формы и майку с дурмштрангским гербом на груди, которые и стала надевать под мантию в качестве компромисса. Поначалу было холодновато находиться в такой одежде в лаборатории, но она привыкла. К тому же, Снейп, обнаруживая по утрам её у себя под боком, выражал всё меньше недовольства, очевидно, постепенно смиряясь с фактом и признавая бессмысленность каких-либо споров на эту тему.

Она вставала одновременно с ним и, прихватив кофе, шла в лабораторию, где примерно после трёх часов её подменял кто-нибудь, кто раньше остальных освобождался, и тогда с чистой совестью уползала спать.

Около шести часов пополудни Иванну, по её же просьбе, расталкивал кто-нибудь из Смитов или, в особо тяжёлых случаях — лично Снейп, после чего она шла умываться, «завтракала» и возвращалась обратно. В одиночестве она, как правило, не оставалась, и обычно в лаборатории появлялся либо Снейп с бумажной рутиной, либо Смиты (по одной или одновременно) с домашними заданиями, либо все трое разом. Если кто-нибудь из них отсутствовал в момент, когда нужно было совершить то или иное ключевое действие, вроде помещения в реакционную среду очередного компонента, Иванна не успокаивалась, пока все не собирались, и только тогда продолжала работу. С одной стороны ей хотелось, чтобы в такие моменты все были в сборе потому, что они, моменты, действительно важны. С другой — дополнительные три пары глаз всегда лучше заметят, если она ненароком где-нибудь ошибётся. К счастью, ошибок она пока что избегала.

Ещё около двух часов сна ей удавалось перехватить до того, как Смиты и, за редким исключением, Снейп удалялись на ужин, после которого, в зависимости от загруженности основными делами, возвращались в лабораторию либо в полном составе, либо частично, заглянув по дороге на кухню, чтобы забрать приготовленную для неё домовиками корзинку с едой — перемещать напрямую с кухни Снейп разрешал только чашки с кофе и только на журнальный столик возле камина.

Приблизительно в начале первого в будние дни Иванна обычно оставалась одна, в выходные посиделки могли затягиваться.

— Что там у вас происходит, опять квиддич? — спросила Иванна, гася горелку под первой установкой и принимаясь сосредоточенно изучать цвет жидкости в приёмной колбе второй. – Так, что там у нас по плану?

— Номер один и номер два — третья очистка, номер три — фильтрование и вторая перегонка, номер четыре — добавление катализатора, — отрапортовала Тори, сверяясь с записями. – Да, сегодня наши против Гриффиндора.

В начале одиннадцатого утра пятого февраля в лабораторию явилась Тори Смит в гордом одиночестве, сказала, что подежурит и почти что силой заставила Иванну пойти поспать. Разбудила она её через два часа, когда реторта первой установки почти опустела.

— А ты не болельщик? Помню, где-то в середине января, вроде бы, был какой-то матч, так профессор Снейп и Хоуп светились, как урановые копи, — припомнила Иванна, оставляя в покое вторую установку и переводя взгляд на третью. Третья установка появилась в результате проведённого Иванной тщательного обследования пятистворчатого шкафа, где на разных полках были обнаружены нужные детали. Холодильник у неё был попроще, но годился для перегонки на третьей стадии синтеза. — А вот ты была, кажется, равнодушна.

— Я болею сильно по настроению, — кивнула Тори, укладывая фильтровальную бумагу в вакуумную воронку. — И кстати, тогда слизеринцы играли против нас и выиграли. После этого на целую неделю наши «серебряно-зелёные» коллеги сделались особенно невыносимы, — хихикнула она. — Но я даже рада, что наши тогда проиграли, в противном случае, думаю, профессор нашёл бы повод отправить меня потрошить лягушек.

— Да брось, ты преувеличиваешь, — ухмыльнулась Иванна, принимаясь разбирать первую установку, детали которой следовало вымыть, и поскорее. — Ты бы сначала воронку к колбе подсоединила, да в штативе закрепила.