Одним словом, после такого неудачного посещения храма к православным конторам я несколько охладел, а когда, все же, сталкивался с ними, они своим высокомерием подтверждали, что действительно делать мне там нечего.

А поэтому направился я в баптистскую церковь, что в Малом Вузовском переулке. Там же находился Всесоюзный Совет евангельских христиан-баптистов.

Как ни странно, международный отдел ВСЕХБ не имел своих переводчиков, а пользо-вался услугами внештатников.

Как у меня вообще хватило нахальства искать работу переводчика, после стольких лет беспробудного пьянства? Дело в том, что воп-реки всякой логике и совершенно иррациональ-но все эти годы я судорожно цеплялся за анг-лийский язык, как за единственную ниточку, ко-торая связывала меня с внешним миром. Я пос-тоянно слушал Би-Би-Си и "Голос Америки", читал английские и американские книги в ори-гинале. Поскольку читал я всегда - будь то пья-ный или трезвый - в самом факте ничего не-обычного не было. Но такое упрямство позволи-ло сохранить уровень, приемлемый - хотя бы для начала - для переводов.

Секретарь иностранного отдела, Клавдия Васильевна, встречает меня с дежурной вежли-востью. Расспросив, кто я и что я и откуда знаю про ВСЕХБ, она говорит, что, да, услугами вне-штатных переводчиков они пользуются, но на данный момент у нее ничего для меня нет. Дает мне свой номер телефона, туманно предложив позванивать.

Ну, во всяком случае, прямого отказа нет, а значит можно продолжать.

Но чтобы звонить иностранный отдел, я должен находиться в Москве, поблизости - не из Серпухова же звонить!

По странной игре случая мой бывший тесть с приходом Горбачева завершил свою карьеру на высоких постах и был назначен ру-ководить Всесоюзным обществом борьбы за трезвость. Помните такое детище перестройки?

При его содействии я устроился инструк-тором в Московское областное отделение этой организации. Самое место для вернувшегося в лоно общества блудного сына!

Вся эта контора была настолько гротеск-но ненужным и искусственным образованием, что воспринимать свое пребывание в ее кадро-вых рядах всерьез было просто невозможно. Правда, это дало мне возможность вплотную и вблизи рассмотреть такие неизвестные мне до сих пор особи, как партийных аппаратчиков низ-шего звена. Поскольку общество было создано по горбачевской инициативе, кадры его форми-ровались из штатных работников Московского обкома и горкома партии. Так сказать, послед-ние защитники Брестской крепости. С точки зре-ния познавательной наблюдать за ними было интересно. Так уж случилось, что психология бюрократа-карьериста, тем более партийного ап-паратчика, оставалась для меня практически бе-лым пятном.

Но не об этом речь. Главное, что я рабо-тал в Москве, на улице Чернышевского и нахо-дился буквально в десяти минутах ходьбы от ВСЕХБ.

Чтобы успевать на работу к девяти, выезжаю из Серпухова шестичасовой элект-ричкой. В электричке провожу четыре часа в день. Домой возвращаюсь примерно в полде-вятого вечера.

Раз в неделю звоню Клавдии Васильевне. Каждый раз слышу один и тот же стандартный ответ, что для меня пока ничего нет. Однако с каждым разом чуть-чуть меняется тон голоса. Я уже перестал быть для нее неизвестным чужа-ком.

Вот так, один маленький шажок за дру-гим. Потихонечку, но настырно и настойчиво вперед и вперед, звонить и звонить.

Наконец, в середине мая я решил, что настало время для повторного личного визита.

И свершилось великое чудо. Клавдия Ва-сильевна перебирает на столе бумажки и буд-ничным голосом сообщает, что есть у нее мате-риал, который другой переводчик начал, но не закончил. Так что, если я хочу....

В тот день в свое очень трезвое общество я не вернулся.

Иду по Садовому кольцу. С большой приязнью гляжу на согретый майским солныш-ком окружающий мир.

Напротив американского посольства в кресле, закутанный почему-то пледом, сидит американец. Он собирает подписи, он борец за права бездомных Америки. В знак протеста бо-рец голодает - по-моему уже чуть ли не шесть месяцев голодает. Могучий организм, давно по-ра ему в книгу рекордов Гиннеса. Рядом с му-жественным активистом вьется мужчина в штатском - то ли от Советского Комитета защи-ты мира, то ли от чего-то еще, такого же высоко-го и благородного. Не помню фамилию, но рожа точно знакомая, по телевизору не раз видел. Правда, сегодня даже он мне друг, товарищ и брат. В порыве благодушного настроения став-лю свою подпись под суровым требованием по-кончить с грязными происками зажравшихся воротил. Так что американские бездомные по сей день мне обязаны.

На следующий же день пишу заявление об уходе из трезвой конторы.

Осталось еще одно незаконченное дело. Устраиваясь на работу, я не знал, что именно мой бывший тесть рассказал обо мне руководс-тву. Поэтому подавать липовую трудовую книж-ку было рискованно. А вдруг он поведал о моей карьере, а я представлю трудовую с совсем дру-гими записями? Сдаю свою родную. Начальник зябко поежился, диковато на меня посмотрел, но ничего не сказал.

Но для следующей работы нужно уже ис-пользовать липовую, а настоящую спрятать по-дальше на веки-вечные. Я знаю, что Алла – бух-галтер, у которой хранится печать - держит ключ от сейфа в правом ящике своего стола. С неделю вожу с собой трудовую книжку, ожидая подходящей оказии. И дождался. Однажды пос-ле обеда нас всех собирают на какое-то собра-ние - внизу, в зале. Аккуратно замечаю, что, вы-ходя, Алла стол на ключ не закрывает. В зале са-жусь с краю. Выжидаю десять минут, пока соб-рание наберет обороты. Тихонько выхожу, не привлекая внимания. В туалет человек пошел, чего пристали!

Поднимаюсь на второй этаж. Не теряя времени на лишние маневры, достаю из внут-реннего кармана свою трудовую. Выдвигаю ящик бухгалтерского стола, достаю ключ и от-крываю сейф. В фильмах о разведчиках в такой ситуации герой оглядывается, прислушивается и совершает массу ненужных движений. Проще нужно быть. Чего там оглядываться, стоя у отк-рытого сейфа? Как будто легче ему будет, если, оглянувшись, увидит сзади группу участливых зрителей!

Достаю печать, открываю свою трудовую на чистой странице. Не торопясь оттискиваю пе-чать. Так, теперь на противоположной странице. Вот и все: "дело сделано, портвейн он отспорил; чуду-юду победил и убег....". Печать в сейф, ключ в стол, трудовую во внутренний карман пиджака. На свободу с чистой совестью. Пере-нести к печатям реальный текст о моем приеме на работу и увольнении по собственному жела-нию с номерами соответствующих приказов - это уже дело техники.