Оставался страх перед Богом, но и здесь можно было найти лазейку: покаяться, замолить прегрешение, истратить часть полученных денег на благие дела. Многие свершают куда более тяжкие грехи, но Господь почему-то не спешит поражать их своими молниями…

Чуприна вдруг осознал, что страшится не божьей кары. Акакия пугала мысль, что жолнежи схватят его при попытке освободить Волкича и что тевтонец его обманет, не заплатив за труды.

— Так сколько денег тебе нужно, чтобы утихомирить совесть? — прервал вопросом его раздумья Командор. — Ста унций серебра, надеюсь, хватит?

— Для начала хотелось бы получить задаток… — промолвил, переминаясь с ноги на ногу, Чуприна. — Должен же я знать, что ты меня не обманешь…

Из дверного проема вылетел увесистый кошель. Чуприна поймал его на лету, дрожащими от нетерпения пальцами развязал кожаный шнурок, стягивавший горловину. Кошель был полон серебряных монет. Поднеся первую попавшуюся к глазам, Акакий понял, что это московская гривна.

— Откуда у тебя московские деньги? — ошарашенно произнес он.

— Какая тебе разница? — сухо прозвучал голос из тьмы. — Других у меня нет, а эти будут тебе как нельзя кстати. Ты ведь в Московию собрался?

— Уже нет… — пробормотал Чуприна, поражаясь осведомленности тевтонца.

— Пусть так, — не стал возражать голос, — но серебро везде в ходу. Ты легко обменяешь эти гривны на польские или датские деньги.

— А если меня схватят? — произнес Чуприна слова, подсказанные ему страхом.

— Не схватят, — уверенный тон собеседника свидетельствовал о том, что он знает, о чем говорит. — Слышишь, какая тишина повсюду? Даже собаки не лают. Если ты сам не поднимешь шум, ни одна душа до утра не пробудится.

— Так это колдовство, ты зачаровал всех! — охнул Чуприна, внутренне холодея от того, что пошел на поводу у чернокнижника. — Скажи, а то, что у меня брюхо свело, тоже твоя работа?..

— Хватит болтать, берись за дело! — резко оборвал его невидимый во тьме рыцарь. — И возьми то, без чего тебе не освободить татя. К двери не подходи, стой, где стоишь, я сам брошу…

У ног Чуприны упал продолговатый предмет, завернутый в тряпицу. Развернув ее, Акакий увидел небольшой, но острый, как бритва, нож.

На миг казаку подумалось, что судьба дает ему шанс перехитрить фон Велля. Ведь это так просто — взять у него задаток и уклониться от поручения! Немец останется в дураках, а Чуприна разбогатеет и не прогневит побратимов…

— Что встал? — вывел его из задумчивости насмешливый голос Командора. — Мыслишь, как обмануть меня и не исполнить дела?

— Не советую! Во-первых, тогда ты не получишь вторую половину вознаграждения, во вторых — наживешь в моем лице врага, от которого тебя не спасут ни дружки, ни боярин, ни сам Воевода! Если у меня хватило сил усыпить весь постоялый двор, подумай, что я смогу сделать с тобой?

Чуприна судорожно сглотнул незримый ком. Страх, отступивший на короткое время перед жадностью, вновь вернулся к нему, сжав сердце когтистой лапой. Похоже, колдун умел читать мысли.

— Иди и не вздумай меня предать! — продолжал, между тем, фон Велль. — И мой тебе совет: уходи этой ночью с татем. Если Воевода узнает, что ты помог ему с побегом, он велит привязать тебя за ноги к боевым жеребцам и разорвать надвое!

От последних слов тевтонца Чуприну охватил озноб. Он понял, что угодил в трясину, из которой ему не выбраться. Во мраке дверного проема казак смутно различил очертания самострела, направленного ему в грудь. Если он явно выразит непокорность, тевтонец, не раздумывая, всадит в него стрелу, если же попробует обхитрить немца, тот наведет на него порчу.

Чернокнижнику, усыпившему колдовством уйму народа, не составит труда сделать так, чтобы он умер в муках от нестерпимого жара или червей, терзающих изнутри человеческую плоть…

— Я выпущу на волю татя… — выдавил из себя Чуприна. — Только, если я уйду вместе с ним, как ты мне вручишь второй кошель серебра?

— Волкич поделится с тобой, как только вы окажетесь в укромном месте, — невозмутимо ответил Командор, — ты протянешь ему сей нож и скажешь заветные слова. Услышав их, он не посмеет тебе отказать.

— Значит, не обманул тать, есть у него еще золотишко! — тряхнул головой Чуприна. — Ну, и что это за слова такие?

— Простые слова, — усмехнулся незримый собеседник, — «На добрую память!»

— Всего-то? — не поверил ему казак. — Не шутишь ли, господин рыцарь?

— Не шучу, и, поверь, Волкичу, когда он их услышит, тоже будет не до шуток. Ступай же и помни, о чем я говорил!

В последний раз Чуприна оглянулся на пристанище Тура и Газды. Как поступили бы с ним побратимы, узнав, что он выпустил на свободу татя? Прокляли? Поколотили? Забили насмерть?