Олафу захотелось броситься туда и отыскать утерянную реликвию, но он тут же вспомнил слова отца, запретившего ему до утра покидать свою горницу.

Поскольку этой ночью пленник Воеводы должен был обрести свободу, Харальд велел сыну сидеть всю ночь дома и не высовывать нос во двор. Он не хотел, чтобы пути его первенца пересеклись с тропой беглого татя, убивающего людей под настроение.

Кроме того, если кто-нибудь из постояльцев Харальда увидит Олафа ночью во дворе, то может заподозрить его в связи с беглецом. А это могло повредить не только юноше, но и его родителю. А в том, что Харальд всегда верно оценивал степень опасности, Олаф не сомневался.

Тогда, может, лучше дождаться утра? Нет! Олаф представил, какая кутерьма поднимется, когда Воевода обнаружит исчезновение Волкича. Собираясь в погоню, стражники бросятся к своим лошадям, и ладанку, скорее всего, растопчут конские копыта.

Этого Олаф не мог допустить. Но как вернуть святыню, не навредив отцу? Ночная вьюга стихла и снег перестал идти, а это значит, что следы, оставленные им по пути в конюшню, останутся не заметенными.

Что подумает Воевода, увидев эти следы? Скорее всего, он решит, что их оставил предатель, помогавший пленнику бежать с заставы. И, конечно же, первыми под подозрение попадут они с отцом.

Хуже и быть не могло. Но и мысль о том, что он навсегда потеряет талисман, связующий его с душой матери, для юноши была невыносима. Что делать — подвергнуть смертельному риску себя и единственного родного ему человека или навсегда утратить связь с матушкой? Олаф никак не мог разрешить внутренний спор.

«Господи, подскажи выход! — беззвучно шептал он, обращаясь к Вседержителю. — Научи, как вернуть матушкин оберег и не навлечь на нас беду!»

Ответ, прозвучавший в его мозгу, зрелому человеку мог показаться по-детски бесхитростным, но Олаф, ждавший подсказки свыше, поразился его мудрой простоте.

Нужно сделать так, чтобы никто не догадался, что следы на снегу принадлежат Олафу. А сделать это было нетрудно. Достаточно переменить обувь.

В большом сундуке, занимавшем угол его светлицы, среди прочих вещей хранилась пара желтых остроносых сапог, точь — в-точь таких, какие носили жолнежи Воеводы.

Ни Кшиштоф, ни его люди не знают, что у Олафа есть такие сапоги. Это значит, что они не заподозрят юношу в ночном посещении конюшни, а следы на снегу припишут одному из своих товарищей.

Это вполне устраивало Олафа. Пусть поляки ищут изменника среди стражей, тогда они меньше будут подозревать в пособничестве беглецу Харальда и его сына.

Нет, Олаф не причинит вреда родителю — напротив, своим ночным походом отвлечет от него внимание недоверчивого Самборского Владыки. Потом, найдя ладанку, он вернется домой и спрячет сапоги так, что их сам черт не отыщет. Эх, только бы никто не увидел его выходящим на двор!

Приняв решение, он облегченно вздохнул. В душе Олафа все встало на свои места, сомнения, терзавшие его, отступили прочь. Вынув из сундука желтые сапоги, он выскользнул из своей горницы на втором поверхе и тихо спустился вниз по крутой бревенчатой лестнице.

Олаф знал, какое опасное дело затеял, и через горницу, занятую людьми Воеводы, он крался с величайшей осторожностью, стараясь не задеть ненароком кого-нибудь из спящих.

Но Бог был милостив к нему. Ни один из стражников не разомкнул век, пока он пробирался сквозь трапезную, превращенную зельем Харальда в сонное царство.

Воины Воеводы спали вповалку, на лежаках и лавках вдоль стен, сотрясая их дружным храпом. Темной тушей у дальней стены громоздился Самборский Владыка, чей низкий, утробный храп, походил на рычание старого льва.

Сердце отчаянно билось в груди Олафа, когда он проходил мимо спящего Воеводы. О том, что бы с ним стало, пробудись Кшиштоф хотя бы на миг, юноше страшно было даже помыслить. Он вновь облегченно вздохнул, когда, миновав трапезную, вышел в сени.

«Если вернусь назад, поставлю Господу самую большую благодарственную свечу! — подумал он, натягивая на ноги желтые сапоги. — Хорошее сонное зелье сварил отец, дай бог, чтобы оно не подвело меня на обратном пути!»

На дворе его встретила, зимняя ночь. Не было ни ветерка, и юноша особо не чувствовал мороза, но желание поскорее исполнить задуманное подгоняло его сильнее стужи.

Обогнув гостиный дом, он свернул к длинному, крытому соломой зданию конюшни. Но, уже подходя к ней, Олаф понял, что не все идет так, как ему бы хотелось.

Следы на снегу говорили о том, что беглец еще не выбрался из конского пристанища, и это обстоятельство вновь поставило Олафа в тупик. Он не хотел встречаться с пленником Воеводы, поскольку не знал, чем для него может закончиться такая встреча.

От людей Воеводы Олаф слыхивал, что пойманный тать скор на расправу, и его поступки порой непредсказуемы.