— И кто тут говорил, что это «не любовь», — усмехнулся Мэтт, и я, закатив глаза, вспомнила, что мальчикам в школе, которые пристают к девочке, лучше не отвечать, а просто посылать их в игнор, ибо лишь ответная реакция побуждает их продолжать пакостить. А посему я решила Дживасу не отвечать. Промолчу — глядишь, за умную сойду. Но вот моську а-ля «все вы психи, а ты, Дживас, самый большой и толстый неадекват в этом желтом домике», я соорудила.

— Вернемся к нашим баранам, дорогой мой зоосад, — сменила тему я, пока игроман не продолжил чушь городить. — Итак, кто какое имя возьмет? Вы простите, может, я и олень, но мне кажется, что раз вы всю жизнь прячетесь за псевдонимами, и вас никто никогда не называл по имени, надо брать такие имена, которые будут похожи на ваши собственные. А фамилии так и вообще оставить можно. Прикинь, L, к вам если по фамилии обратятся, то прям настоящую назовут!

— Это глупо, — фыркнул Ниар.

— Ясен фиг, для тебя это глупо, — съязвила я. — Ты ж «Найт». А в русском языке ничего похожего не наблюдается.

— Не поэтому, — флегматично ответствовал Ривер. — Просто глупо называть посторонним настоящие имена.

— Пф, — я рассмеялась. — В этом мире тетрадей смерти нет! Прости, Кира, — я покосилась на недо-Ками, — Так что бояться нечего. К тому же, вы будете не гениальными детективами, которые обязаны прятаться, а простыми смертными. Так что какой смысл скрываться? И я не понимаю, как тебе может быть неприятно, если тебя назовут по имени. Всё. С этого момента я тебя буду звать только Найт.

Ривер пожал плечами, но промолчал. Видать, проникся. А может, решил, что спорить с дураком — себе дороже. И я склоняюсь ко второму варианту…

— А она дело говорит, — неожиданно поддержал меня Дживас. — Я не против, что она меня по имени зовет, и если окружающие хотя бы фамилию настоящую будут использовать, это будет не так уж плохо.

Мэтт, я говорила, что ты здесь единственный здравомыслящий человек? Я повторюсь. Вот только теперь как на безнадежного идиота смотрят на тебя, а не на меня, бугага. Я заразила тебя своим дебилизмом в обмен на твою лень. Как говорили братья Элрики: «Равноценный обмен»!

— Ребят, а правда! — защебетала Юля. — Давайте ваши фамилии оставим? Вот Лайтик — у него все же японский акцент, а так люди сразу поймут, в чем дело, по фамилии.

— А имя у него будет русское? — фыркнул Ривер.

— А имена тоже можно оставить, — пожала плечами я. — Вот только с L надо что-то придумать. А то не звучит. Хотя можно и оставить. А вообще, вы зря думаете, что обязательно имена менять. Можно сделать паспорта так, что вы будете эмигрантами. Или детьми эмигрантов… Что-то в этом роде. И это объяснит акцент, который у вас у всех имеется.

— Я согласен, — пожал плечами Мэтт. А вот у него, похоже, «наболело». Кажись, он и правда хочет, чтобы его по имени звали…

— Спасибо, Майл, за поддержку, — искренне улыбнулась я и получила словесную оплеуху.

— Я не ради тебя согласился, — фыркнула эта полосатая пакость. — Это мое решение в моих собственных целях.

Ага, в целях! Злодейских? Майл, ты просто хочешь быть обычным человеком, вот и все. Потому ты в приюте и не старался особо, а изучал досконально лишь то, что тебе было интересно: машины и компы. Вот и признайся, что ты хочешь жить нормальной жизнью, а не жизнью законсперированного гениального секретного агента, потому что ты, Майл, в отличие от остальных, не шизанулся на идее поимки преступников. Так-то.

— Я тоже оставлю свое имя, — подал голос Кира. О, я слышу «глас богов»… — Я к нему привык и не хочу становиться не пойми кем.

Конечно, Юля тут же начала нахваливать нашу сиятельную персону и его расчудесное имя. Что в нем чудесного-то? «Михаэль» явно лучше. Но это уж кому что, мне просто нравятся еврейские имена: они звучные, емкие и резкие. Вот, вроде бы, заканчивается это имя мягким звуком — «ль», но все равно звучит резковато. Красивое имя, причем с огромным смыслом, ведь оно дословно переводится, как: «Кто подобен Богу?» — а означает: «Никто не равен Богу».

— Мне придется придумывать имя, — хитро усмехнулся L, — но фамилию я оставлю.

О, класс. Плюс один к сдавшимся на волю идиотки…

— Я тоже оставлю, — поморщился Ниар. С чего бы? Следом за сэмпаем и с высотки сигануть готов, ибо понял уже, что L — истинный гений, и презирать его не стоило?

— Я оставляю, — высказался наш маньячелло. Шикарно. Теперь его будут звать: «Вне рождения». Ведь его имя именно так и переводится. Похоже, он единственный, кому имечко стоило сменить, но я воздержусь от комментариев. Осталась только наша Шоколадная Лягушка.

— Я против, — нахмурился Мэлло. Так и знала! Подлюка. Укушу!!!

— Почему? — расстроенно спросила я.

— Я не хочу, чтобы все подряд называли меня по имени.

Ого, ответил! Ну надо же, на какой горе Басков спел серенаду Боре Моисееву? А я расстроилась. Его имя просто шикарно, и я бы очень хотела называть его «Михаэль». Ну и ладно. Обойдусь.

— А может, передумаешь? — вяло спросила я, не надеясь на положительный ответ.

— Нет.

О, правильно не надеялась. Надежда хоть и умирает последней, но в случае клинического идиотизма она бессильна и даже не рождается. Хотя я его понимаю. Он никому не верит, кроме Майла, и потому не хочет «светить» имя. И дело не только в том, что он вообще холерик, что он был мафиози, а мафиози «бывшими» не бывают, и даже не в том, что наша сиятельная Шоколадка боится происков врагов. Просто для него имя — это нечто настолько личное, что он не может позволить тем, кто ему не близок и не дорог называть его так. И я его понимаю. Мне вот легче, когда меня окружающие по фамилии зовут вместо имени, потому как имя — это что-то очень важное, родное, и его оберегаешь, если с детства привык скрывать, как Мэлло, или если не было друзей и некому было звать по имени, как в моем случае. Ведь меня с детства одноклассники звали только по фамилии, а друзей никогда не было. Когда же появилась Юля, я стала «Элюшкой», и имя резко стало мне не интересно. А вот сейчас мне почему-то захотелось, чтобы хоть кто-нибудь назвал меня «Маша»…