— Понял.

Бах! Дверь захлопнули прямо перед моим носом. Шикарно, ну шикарно просто! Как не стыдно, Бёздей? А я еще думала, что у тебя манеры зашкаливают, раз ты башмаки при входе всегда снимаешь. Наивная!

Я вернулась домой, оставив дверь открытой — все равно вряд ли к нам вломятся грабители, а вот тащиться открывать минут через десять мне просто лень. Да даже если и вломятся: у меня в хате два мафиози только что разбуженных и целый почти-каратист, ну, или какое там боевое искусство еще L практикует? А мы с моим братиком-Зефиркой запремся в ванной: я — чтобы спрятаться от мафиози и не попасться им под горячую руку, а Ниар — чтобы отпаивать меня пустырником, корвалолом, валидолом, валерианой, а если придется, то и откачивать нашатырем — вдруг Кэль в ванную ломиться начнет? В том, что Ниар меня и впрямь будет отпаивать, я почему-то была уверена. Уж слишком он на меня сегодня утром смотрел… как бы поточнее выразиться? Даже не доверчиво, а просто — с верой. Вот поверил он в меня, а мне приятно. Я ведь вечером вспомнила еще одну строчку из того фанфика, которую он не зачитал вслух, но которая его явно тоже за живое задела. «И пусть люди считают меня пустым сосудом, бездушным манекеном, Ватой, в конце концов. Главное, они не смогут наполнить этот сосуд тьмой ненависти, и я все же останусь белым в душе. Практически белым, потому что я не люблю черный цвет, но он там все же есть. И этот цвет, отражающийся в моих глазах, — моя боль». Вот за эту-то фразу Ниар меня и принял, как мне кажется…

Я вломилась на кухню и застала там пускавшего слюни на пироги с капустой Ривера. Дживас обнаружился здесь же — сонный и раздраженный. По шуму воды в ванной я поняла, что Михаэль был сплавлен на принятие водных процедур, чтобы в прямом и переносном смысле охладиться — Дживас-то поспокойнее будет, переживет побудку в девять утра… Нет, ну неужели они в мафии до одиннадцати спали?!

— Утро, Майл, — бросила я и поспешила достать из духовки пироги. К сожалению, рановато: они еще не испеклись, а потому были умостырены обратно — доходить до кондиции…

— И тебе, — пробурчал Дживас, недовольно дымя сигаретой. — Чего в такую рань будить было?

— «Рань»? — возмутилась я. — Да я вообще в семь утра встала!

— «Я не сплю — пусть и остальные мучаются», — фыркнула эта полосатая гадость.

— Типа того, — хмыкнула я, — а если серьезно, я испекла пироги и не хотела, чтобы вы потом жевали их холодными.

— Можно было разогреть.

— Они были бы не такими вкусными.

— Можно было начать готовить позже.

— Ага. И, конечно, завтракать в двенадцать — наилучший вариант!

Едкий дым заставлял слезы наворачиваться на глаза, а горло сводило спазмами.

— Найт, пожалуйста, я тебя очень прошу: открой это долбанное окно! — взмолилась я, начиная взбивать гоголь-моголь: о нем меня вчера еще попросил Рюзаки. Вот уж точно человеку наплевать, кто и что о нем подумает, и он готов «унизиться» и попросить у того, кого не уважает, то, что ему нужно… Мэлло бы на его месте в жизни так не поступил. Он вообще склонен к преувеличениям и считает, что если он кого-то о чем-то попросит, то мир с ног на голову перевернется.

Ривер нахмурился, но просьбу мою выполнил. Причем молча, и то, что он немного раздражен, я поняла исключительно по его возмущенному взгляду. А, пардон. Ты ж не хочешь, чтобы остальные, особенно мафия, узнали, что ты со мной теперь в нормальных отношениях… Дживас удивленно воззрился на Вату, а я хмыкнула:

— Вот спасибо! Спас загибающуюся от чахотки кормилицу-поилицу, а то остальным-то наплевать, что если я помру, вы все от голода загнетесь!

— Я умею готовить, напоминаю, — усмехнулся Майл, — так что мы с Михаэлем вряд ли бы умерли от голода.

— Тоже верно, — хмыкнула я. — А вот L не умеет, и его смерть была бы на твоей совести. А тебе оно надо? Как возьмет Михаэль, как обидится, и решит мстить. А его «мстя» страшна, ты же знаешь!

Дживас фыркнул и выудил из кармана приставку. Она мне уже в кошмарах скоро сниться будет… И тут на кухню прискребся L, а из ванны выплыло распаренное блондинистое существо. Похоже, горячий душ — и правда лучший способ успокоиться: Кэль даже почти не злился. Разве что был немного недоволен, но, узрев доставаемые мной пирожки с шоколадом, заинтересованно пригляделся к ним и повел носом. Принюхивается? Ого. У мафии «нюх, как у собаки, а глаз как у орла», что ли?

— Интересно, — хмыкнул он, и я показала ему язык.

— Специально для тебя пекла, — усмехнулась я, — а для Бейонда испекла с джемом. Ну и для Ниара — с капустой. Помнится, он солянку поедал с аппетитом. Для L — с сахаром и маргарином, ну и, ясен фиг, с творогом для Юли, она у нас творожная душа.

— Ясно, — фыркнул Кэль. Ох, похоже, он мою первую фразу опять не так понял… Хорошо, мне ума хватило на ней не останавливаться и про всех остальных рассказать — он успокоился. И чего он так из-за этого парится?..

— А Майлу что, ничего «эдакого» не приготовила?

— Не-а. И не потому, что я скотина такая, — покачала головой я, — просто тупо не представляю, с чем он любит пирожки.

— А если предположить? — ехидно вопросил босс мафии.

Я призадумалась. А правда, с чем? Что может любить Майл? Ну…

— Так… Вы все — ну, кроме Ниара — сладкоежки до безобразия. Так что с вами все понятно. Тонкая душевная организация, любовь к глобальным размышлениям о смысле бытия под хруст шоколада и чашку патоки… Вы у нас народ неземной, возвышенный. А Майл — парень поприземленнее. У него приоритеты попроще. Да и вообще, если уж смотреть здраво: он единственный настоящий Мужик с большой буквы в этой толпе замороченных на глобальных вещах гениев. Так что, думаю, он бы выбрал мясо.