— Доброе утро, госпожа Заместитель Министра, — постаралась максимально вежливо произнести Полумна.

— Госпожа Первый Заместитель министра! — поправила её Долорес Амбридж. — Но вы, мисс Лавгуд, как всегда учтивы. Ах да, миссис Поттер! — как бы вспомнила чиновница и принялась беззастенчиво разглядывать живот беременной. — И как вовремя! Ребёночек должен, конечно же, родиться в официальном браке. Если нет штампа — пойди докажи, кто его папаша! — Амбридж была сама любезность. — А так вам, милочка, ничего никому не придётся доказывать — очень удобно. Хотя, впрочем, если мистер Поттер или его семья захотят всё-таки сделать проверку генетической принадлежности этого... — салатовая дама ткнула пальцем в живот Полумне, — вашего малыша, — подобрала она приличное определение, — то я всегда готова помочь организовать её наилучшим образом. — Амбридж лучезарно улыбнулась, её ярко розовые блестящие губы чеканили каждое слово, мелкие белоснежные зубки блестели при каждом звуке. — Я это с удовольствием сделаю, — она ухватила отстранившуюся Полумну за руку, — в знак моего прекрасного отношения к чете Поттеров-старших. Хотя не думаю, что вопрос чистоты крови будет волновать вашу свекровь, она же сама не вполне чистых кровей. — Долорес улыбнулась ещё более солнечно. — Брак с такой чистокровной волшебницей, как вы, Лавгуд, для Поттеров — выгодное предприятие.

Полумне захотелось выйти из тесной лифтовой кабины, стенки которой, как ей казалось, стали угрожающе сдавливать, и прямо на ходу выпрыгнуть в тёмную бездонную шахту, она попыталась упереться слабеющей спиной о надвигавшуюся перегородку, закрыла живот руками. Представилось, что Амбридж всё увеличивается в размерах, раздувается, как воздушный шар, но не лопается, а выдавливается частями разбухшего тела в щели лифта. Кнопки пульта впечатываются в её огромную зелёно-клетчатую грудь и все разом нажимаются. Вокруг раздаётся гул, треск, скрежет и назойливый писк аварийного оповещения. Воздуха в тесном лифте остаётся на пару глотков, и их первой успевает сделать Долорес.

— Ещё должна предупредить вас, милочка, вполне официально, раз уж мы так удачно встретились, — Амбридж явно находилась с утра в прекрасном расположении духа, и сейчас её настроение только улучшалось, — что ваше заявление, то есть вашего мужа, о расследовании изнасилования отклонено после первичного рассмотрения в связи с полным и буквальным отсутствием подозреваемых. — Чиновница всплеснула руками. — У нас в Министерстве сейчас трудные времена, — понизила голос до доверительного шёпота. — О-о-очень много работы, и тратить лучшие силы на сомнительные расследования никто не позволит. Что вы так побледнели, милочка? Ведь с вами теперь уже всё в порядке? — Обернулась Амбридж, выходя из лифта. — Да, поздравьте меня! Грядут новые времена: мне огромными усилиями удалось, наконец, добиться принятия Декрета об оборотнях, и теперь уже совсем скоро можно будет не бояться этих животных! — Она потянула вяло сопротивляющуюся Полумну вслед за собой по коридору. — Кстати, пойдёмте, заберёте своё заявление.

Полумна что-то подписывала, выслушивая не прекращавшуюся вдохновенную трескотню Первого Заместителя Министра, даже, кажется, пила чай из дорогой фарфоровой чашки, вернее держала эту чашку в руках, потом снова слушала энергичный звенящий голос Амбридж — и не понимала. Ни слов этой зелёной дамы, выражавших то ли советы, то ли упрёки, то ли сочувствие, то ли обвинения. Ни того, зачем она, Луна, здесь находится. Ни того, как можно жить в этом мире...

Полумну Поттер отыскали к вечеру, сидящей на лавочке возле городского пруда. Она в течение нескольких часов внимательно наблюдала за лебедями и утками, время от времени подбрасывая кусочки пшеничной булки разномастной шумной стае водоплавающих. Когда взволнованный муж увидел, что его жена жива и невредима, то его сердце чуть не взорвалось от радости и облегчения. Но когда взглянул в глаза Луны, то просто не узнал их.

*

— Я ударил её по лицу! — Джеймс гневно расхаживал по комнате. — Этой стервятнице невозможно предъявить никаких претензий. Никто из свидетелей не даст показаний против Первого Зама Министра, даже если бы эти показания хоть что-то решали. Кабинетные крысы! — Поттер-старший говорил громко и возбуждённо. — И все утверждают, что со стороны всё выглядело милой беседой.

Его сын с каменным лицом сидел в кресле.

— Жаль, что я сделал это без свидетелей и у меня не будет серьёзных неприятностей! Тогда бы точно удалось привлечь внимание. — Джеймс нервным движением сбросил со стола пачку газет.

— Что она сказала Луне? — чуть слышно спросил Поттер-младший.

— Амбридж несла всякую чушь!

— От всякой чуши беременные женщины не перестают отзываться на своё имя, — голос сына был спокоен, только трясущиеся руки на подлокотниках кресла выдавали его душевное состояние. — Скажи мне, отец, что эта дрянь наплела моей жене? — потребовал он.

Джеймс подошёл к нему, крепко взял за плечи, посмотрел в глаза:

— Это совершенно неважно, сынок, сейчас уже неважно. Не думаю, что Полумне хочется, чтобы ты это слышал. Она, наверняка не хочет, как и я, чтобы ты сорвался. Слова — всего лишь слова. И не всем приходит в голову, что простые звуки, вылетающие изо рта, способны, вольно или невольно, убить.

— А я хочу, — Поттер-младший медленно встал, отведя отцовские руки, — чтобы моей жене хоть чего-то хотелось. Пусть даже придушить эту чёртову тётку. И я с удовольствием постараюсь все её желания исполнить.

— Гарри! — попытался образумить его Джеймс.

Поттер-младший бросил через плечо, выбегая из комнаты:

— И я уже сорвался!

*

“Почему она не борется? Почему так легко сдалась? — первые дни Поттер думал об этом, и кровь в его жилах вскипала от возмущения и ненависти к этой слабой, никчёмной женщине, которая своим нежеланием сопротивляться губила собственную жизнь и жизнь их не рождённого ребёнка, женщине, которую он еще недавно называл любимой женой. На самом деле, в глубине души он понимал, почему она сдалась, и это понимание невероятно злило. “Я же знаю, что ты сильная, Луна!” Но, видимо, у всякой силы есть границы, за которыми она перестаёт существовать. “Её чаша не просто переполнилась, — сказал как-то Северус Снейп, — Грааль Полумны треснул и не удерживает больше жизнь в своём изумрудном чреве. И жизнь капля за каплей вытекает из него. Склеить трещину? — Он пожал плечами и печально вздохнул. — Никто не знает, как это сделать. Не поможет ни магия, ни супер-клей: слишком разлом неровный и много осколков потерялось”.

Все дни, предшествовавшие родам, Поттер просто ненавидел жену за её слабость и отказ от жизни. Потому, что ему самому было слишком трудно и больно любить её и жалеть. Своей ненавистью он пытался хоть как-то заглушить непреодолимый страх. Страх остаться без любимой Луны. Страх потерять ребёнка. Страх никогда не простить самому себе, что не уберёг, не защитил, не был рядом со своей нежной и ранимой Полумной, не смог помочь ей. А сейчас она уже не нуждалась в его помощи...

Лили и Джеймс сидели на мягком диване вестибюля госпиталя, тесно прижавшись друг к другу. Поттер-старший обнимал жену за плечи, она изо всех сил сдерживала рвущиеся отчаянной тревогой слёзы: “Гарри не должен видеть, что я плачу, сын и так держится с трудом”. Сириус мелькал, лихорадочно отмеряя пружинистые шаги, перед глазами Римуса, подпиравшего стену с напускным безразличием, тухнувшим в омуте его тоскливых глаз. Рон нервно болтал ногой, устроившись на подоконнике, и кусал губы. Миссис Молли Уизли тяжело вздыхала, ёрзая на краешке стула, мяла в руке клетчатый носовой платок. Профессор Снейп внимательно изучал больничные окрестности через дальнее окно, на фоне которого он сам возвышался неподвижным чёрным обелиском. Все искренне надеялись, что за дверьми операционной всё идёт по положительному сценарию, что роды проходят нормально, насколько это вообще возможно в сложившейся ситуации, и через какое-то время им вынесут показать здорового голосистого карапуза. И с этого момента в жизни Полумны и Гарри начнётся настолько светлая полоса, что все былые беды спрячутся от этого яркого света в самой глубине их памяти.