— Так только кажется, — возразила Белль и перевела тему: — Здесь требуется подпись Румпеля. Отдай мне и другие бумаги, а я потом отправлю.

— Почему я ничего не знала о счёте? — не унималась Коль.

— А зачем? — спросила Белль. — Обыкновенный трастовый счёт, который станет доступным тебе либо после восемнадцати, либо с разрешения попечителя. И не смотри на меня так. Я добавила туда всего двести тысяч.

— Всего двести тысяч? — переспросила Коль. — И насколько ты состоятельна? Чем вы вообще в Нью-Йорке занимались?

— Это крайне неприличный вопрос, и мне кажется, что ты знаешь достаточно, — притворно рассердилась Белль и заговорила намного мягче: — Забудь об этом. Лучше помоги мне приготовить завтрак.

Позже на кухне Коль пыталась увернуться от домашних дел также, как Белль от вопросов.

— Я приготовлю вафли, — решила она.

— Вафли приготовит вафельница, — усмехнулась Белль, — а ты поможешь мне с омлетом. Одного на всех не хватит.

— Ладно, — вздохнула Коль, занимая место у плиты. — Будет сделано!

Мама тем временем заваривала вонючий китайский зелёный чай с бергамотом, анисом, тимьяном и розмарином. Для Коль эти травы пахли хорошо только по отдельности, и она совсем не расстроилась, когда мама отнесла чай отцу.

*

Румпельштильцхен проснулся давно, но притворялся спящим каждый раз, как Белль забегала его проведать, но вскоре она перестала ему верить.

— Ты ведь не спишь! — насмешливо протянула Белль. — Притворщик!

Голд приложил все усилия, чтобы не выдать себя улыбкой.

— А знаешь, я бы могла сбежать рано-рано, — приглушенным томным голосом заговорила Белль, — и где-нибудь потеряться, как это любишь делать ты. Заставила бы тебя понервничать.

Он не поддался.

— Ладно, — Белль притворилась, что сдаётся, и после, полудетским голоском, произнесла: — Я большая сердитая синяя обезьяна…

У фразы было продолжение, но он сдался и на первой половине.

— Почему синяя? — потянулся Голд.

— Это единственный вопрос? — засмеялась Белль.

— Ну, в большой сердитой обезьяне есть логика….

Белль скорчила сердитую рожицу.

— Вот-вот, — рассмеялся Румпель и сел. — Ну, здравствуй.

— Здравствуй, — ласково улыбнулась Белль. — Чаю?

Она подала ему чашку его привычного утреннего чая, запах которого он почувствовал ещё с

порога.

— Спасибо, — поблагодарил Голд, принимая чашку из её рук. — То, что надо. Все уже встали?

— Да. Только тебя и ждём, — подмигнула Белль. — Коль готовит завтрак.

— М! — весело протянул Румпель. — И как?

— Справляется, естественно, — хмыкнула Белль и многозначительно добавила. — Со всем справляется. Она решила ехать в Калифорнийский. Я уже успела заполнить форму для родителей. Осталась только твоя подпись.

— Хорошо, — отозвался он довольным голосом. — Очень хорошо. Она похоже и правда справляется.

Он поставил чашку на тумбочку и выразительно посмотрел на жену. Сегодня она была особенно прекрасна, казалась счастливой, и это делало счастливым его самого. Он придвинулся к ней и поцеловал, а потом ещё раз, ощущая мягкость и податливость её губ. Он хотел бы провести с ней это утро, но их действительно ждали внизу, о чем Коль не преминула им напомнить.

— Эй! Вы скоро? — весело воскликнула Коль, ворвавшись к ним в спальню, и, заметив, как они смущённо вытирают губы, нахально отчитала: — Поскромнее тут! Что вы в самом деле!

— Беспардонная, — мечтательно произнес Голд, когда дочь снова оставила их наедине. — Вся в мать…

— Ах так! — притворно разозлилась Белль. — Ну ты и засранец!

— Но милый засранец, — он придал своему лицу самое невинное выражение, слегка наклонив голову влево, и посмотрел на неё широко открытыми темными глазами.

— Я тебе нос откушу…

— Откуси! — он призывно выставил нос вперёд.

— Одевайся, — рассмеялась Белль, чмокнула его в нос и грациозно вскочила с кровати. — Теперь снова ждём только тебя.

Голд широко улыбнулся, снова потянулся всем телом и наконец встал. Зайдя в шкаф, он снял пижаму и тщательно рассмотрел себя перед зеркалом. За ночь исчезли все ссадины и ожоги, и даже от большого над глазом не осталось и следа. Он отыскал свежую рубашку, светлую, почти белую, накинул на себя, застегнул на все пуговицы, заправив её в черные идеально отглаженные брюки, и потуже затянул кожаный ремень. Затем он выбрал чёрный строгий галстук, завязал итальянским узлом и поправил узел, накинул сверху жилет, оставив нижнюю пуговицу незастегнутой, взял с полки пару черных ботинок, и закончив со шнуровкой, неспешно надел на себя пиджак. Довольно улыбнувшись своему отражению, Голд вернулся в спальню, допил подстывший чай и поспешил вниз.