И он отвернулся — как показалось Хайнэ, для того, чтобы скрыть усмешку.

Но сейчас было не до Главного Астролога с его двойственными чувствами.

— Когда будет следствие? Как это будет происходить? — спросил Хайнэ в ужасе. — Что грозит Хатори? Его казнят?!

—Я постараюсь всё выяснить, — пообещал господин Астанико. — И сообщу вам.

Хайнэ замер и съёжился на своём месте.

Когда все гости начали подниматься на ноги, и он понял, что завтрак окончен, он подумал, что его самый ужасный страх не сбылся: никого из осуждённых не стали жечь на его глазах живьём. Однако то, что не произошло сейчас, могло произойти в ближайшем будущем, причём в гораздо более ужасном варианте — наказанием за преступление против религии была именно огненная казнь, и, значит, это было то, что грозило Хатори.

— Можно мне подойти к нему? — пробормотал Хайнэ, не отрывая взгляда от далёкой фигуры брата.

— Вы с ума сошли, — отрезал Астанико, крепко схватив его за локоть. — Это совершенно невозможно! Сколько я ещё буду удерживать вас от того, чтобы вы не наделали каких-нибудь опасных для жизни глупостей? Вы как маленький ребёнок. Кажется, я это вам уже говорил.

— Но он хотя бы видит меня?! Почему он не поднимает голову, почему стоит, весь согнувшись? Он ранен?

— Он сейчас мало что соображает, — пояснил господин Астанико. — Думаю, он накачан снадобьями. Ваш брат не из тех, кто способен не лезть на рожон. Он в этом смысле как вы, но в вас это от глупости и наивности, в нём же — от упрямства. Наверное, он пытался сопротивляться страже, и пришлось применить к нему… меры.

В голосе его проскользнули нотки сладкого удовлетворения.

«Он и вправду ненавидит Хатори, — вдруг отчётливо понял Хайнэ. — И никогда не простит ему одну-единственную колкую фразу, которую тот ему однажды сказал. Но что же я? Ведь мы… друзья? Мне казалось, ко мне он хорошо относится».

Он поднял голову и посмотрел Главному Астрологу в глаза.

— Помогите нам, — тихо, искренне попросил он. — Не ради Хатори, ради меня. Я очень вас прошу. Пожалуйста.

— Я же сказал, что всё выясню, — ответил тот, уклоняясь от его взгляда. — Не паникуйте. У вас не будет возможности увидеться с братом, но у госпожи Иннин, как у жрицы, будет. Так что господин Хатори не останется без… родственной поддержки.

Губы господина Астанико скривились.

И тогда Хайнэ всё-таки не выдержал и сделал одну из глупостей, от которых его предостерегал Главный Астролог: отбросив твою трость, он вырвался из его рук и поспешно, неуклюже побежал через сад к Иннин, размахивая руками, похожий на птицу с перебитым крылом.

— Ты знаешь? Ты видела его? — шёпотом спросил он, схватив сестру за рукав.

Та повернула к нему белое, как мел, лицо, и взгляд её ответил: «да».

— Я сделаю всё, что смогу, — сказала Иннин. — Чего бы мне это ни стоило. Обещаю.

И Хайнэ, почувствовав глубокое облегчение, прикрыл глаза.

***

После того, как всё было кончено, Императрица вернулась в свои покои и, велев слугам подать чан с водой, смочила в ней руки.

Пальцы её всё ещё чуть дрожали, однако в душе царило спокойное удовлетворение — месть свершилась. Месть за детство, за унизительное предсказание восемь лет назад, за насмешки на площади Нижнего Города — за всё.

Она хотела было спуститься в купальню, однако слуги доложили ей о приходе Онхонто.

Таик вздрогнула.

Она подошла к своему супругу, жадно вглядываясь в его лицо, ища в нём следы возмущения, презрения, ненависти к ней.

Что-то теперь он скажет?

Онхонто пришёл к ней, не переодевшись и даже не смыв засохшую кровь с щеки — но почему-то казалось, что это не намеренный вызов или самоунижение, а что он попросту позабыл о том, что его лицо и одежда грязны.

Переждав приступ сердцебиения, императрица сложила руки на груди.

— Вы пришли, чтобы исполнить свой долг передо мной, как перед супругой? — спокойно спросила она. — Я правильно понимаю ваше намерение? Что ж, если это так, то я согласна. В самом деле, к чему ждать до ночи? Возможно, на ночь у меня будут другие планы — например, посмотреть представление актёров. Вчера вы сказали, что готовы выпить любовный напиток, ну так что ж — сделайте это.

Онхонто стоял перед ней, опустив взгляд, и лицо его было спокойно.

— Если вы желать этого сейчас, — тихо ответил он. — То пусть будет так.

Таик позвала прислугу, сдерживая гнев.

— Мы с моим супругом желаем уединиться в опочивальне, — сообщила она. — Пусть никто не смеет беспокоить нас. И принесите напиток, разжигающий страсть.

Через несколько минут одна из жриц внесла на подносе сосуд, наполненный переливающейся в лучах солнечного света жидкостью.

— Пейте, — приказала Таик Онхонто, когда они вновь остались одни.

Однако не успел её муж поднести сосуд к губам, как она выхватила его у него из рук и поставила обратно на поднос.

— Вы смешны, — сказала Таик, презрительно искривив губы. — Неужели вы и впрямь подумали, что я сказала это всерьёз? Впрочем, полагаю, что да. Прекратите ломать эту комедию и жалеть себя. Я же вижу, как вы наслаждаетесь своим показным смирением, своими страданиями, которые выпали на вашу долю совершенно незаслуженно. Вы готовы сделать, что угодно, лишь бы страдать ещё сильнее, ещё отчаяннее.