Слова эти были рискованными, но интуиция подсказала Верховной Жрице, что сейчас она может их произнести.

Таик вздрогнула и отвернулась.

«Она остановится!» — мелькнуло в голове у Даран, и личное торжество от победы смешалось в ней с тихим, благостным удовлетворением от того, что она сделала правильное дело.

— Не думай, что я так уж глупа, — проговорила Императрица не совсем твёрдым голосом и замолчала. — Когда я дам знак, вели явиться ко мне той, которую ты хочешь сделать своей преемницей, — добавила она после паузы и поднялась на ноги.

Тяжело ступая, она вышла из шатра, и прислужники подхватили подол её длинного одеяния.

Даран на мгновение прикрыла глаза, а потом позвала к себе Иннин.

Та прибежала в шатёр, одновременно испуганная и возмущённая, прекрасная в своём гневе и наивная, как ребёнок, уверенный в его праведности.

— Вы позволите всему этому произойти?! — закричала она, не сдержав тех слов, которые, очевидно, хотела произнести давно. — Остановите это, госпожа!

Даран молчала.

Как обычно, при виде этой девочки гордость мешалась в ней с гневом, восхищение — с горьким чувством, что её будущая преемница совершенно не готова для этой роли.

— Когда Госпожа даст знак, подойдёшь к ней, — сказала она, не глядя на Иннин и оставив её слова без ответа.

А на помост, тем временем, вытащили одного из схваченных этой ночью и бросили его на колени.

Жрица прочитала ему обвинение: преступление его состояло в том, что он находился в числе зрителей кукольного представления, устроенного на площади Нижнего Города месяц назад, и смеялся над оскорблением Светлейшей Госпожи.

«Неужели его казнят только за это?» — в ужасе думал Хайнэ, не поднимая от стола глаз.

Он почти не слышал речи Императрицы, поднявшейся на помост в окружении прислужников, как вдруг одно из её слов привлекло его внимание, прозвучав для него подобно гласу с небес.

И это слово было — милосердие.

Хайнэ вскинул голову.

— …но я решила проявить милосердие, — повторила Таик глухим, замогильным голосом и окинула людей, собравшихся за помостом, мрачно светившимся взглядом. — Я не предам вас в руки палачей и, позабыв свою обиду, дарую вам ценный дар.

«Великая Богиня, — потрясённо подумал Хайнэ, чувствуя невероятное, опустошающее облегчение. — Неужели?! Что ж, даже если это фигура речи, а неё истинные чувства, то всё равно это чудо, сотворённое тобой, душа моей души…»

Среди гостей, до этого не произносивших ни звука и даже, казалось, не дышавших, поднялся сдержанный шум.

Осужденный, до этого не проявлявший никаких признаков жизни и, очевидно, находившийся в полубессознательном состоянии, поднял голову и посмотрел на Императрицу мутным взглядом.

Сквозь пелену, застлавшую его глаза, Хайнэ увидел, как Иннин подошла к Таик и, вручив ей какой-то обмотанный тканью предмет, отступила на пару шагов.

— Подойдите ко мне, супруг мой, — произнесла Императрица, повернувшись в сторону Онхонто.

Тот встал из-за стола и медленно приблизился к ней, мягким жестом отстранив от себя прислужников, попытавшихся подобрать полы его одежды.

— Итак, я проявляю высочайшее милосердие, — продолжила Императрица, разворачивая тот предмет, который поднесла ей Иннин. Лезвие длинного меча ярко сверкнуло в лучах полуденного солнца, и Хайнэ похолодел ещё до того, как понял, что произойдёт дальше. — И состоит оно в том, что вы примете смерть не от рук палачей, а от руки высочайшей особы, не побоявшейся выпачкать руки в вашей крови. Дар же мой заключается в том, что перед смертью вам дозволено будет увидеть зрелище, которое, несомненно, избавит вас от страданий, боли и страха. Вы увидите лицо моего супруга, чья красота, как говорят, превосходит всё существующее в этом мире и воистину может быть названа божественной!

С этими словами она повернулась к Онхонто, сорвала с него маску и отшвырнула её прочь.

— Несомненно, созерцание подобной красоты стоит того, чтобы пожертвовать ради этого целой жизнью, — проговорила Таик с каким-то тихим и мрачным удовлетворением, сжав обеими руками меч и отойдя чуть влево. — Пусть эта мысль утешает вас, если вы считаете себя ни в чём не виноватым.

Сила удара, которым она снесла голову осуждённого с его плеч, была велика.

Кровь фонтаном хлынула из обрубленной шеи и брызнула на лицо и одежду Онхонто.

Тот не шевельнулся.

— Возвращайтесь к столу, супруг мой, — проговорила Таик, не глядя на него. — Отведайте кушанья. Этот человек был первым, и он удостоился высочайшей чести созерцать ваше лицо вблизи. Остальным придётся довольствоваться, глядя на вас во главе стола. Но я считаю, что это всё равно величайшая награда.

На лице её появилась жутковатая, демоническая усмешка; лицо Онхонто, залитое кровью, было бледным, однако спокойным.

Кто-то из прислужников протянул ему платок, но он покачал головой.