Шрифт:
Соскочив с кровати, он сдёрнул с клетки коху шёлковый платок и зарылся в него лицом — ткань пропиталась нежными ароматами цветов и благовоний, и Хайнэ как будто на мгновение снова оказался во дворце.
«Я буду хорошим, я буду тебя достоин!» — пообещал он в восторге и благоговении.
И в этот момент дверь распахнулась.
Хайнэ в ужасе отбросил платок — это было первой, инстинктивной реакцией. Он бы скорее умер, чем позволил кому-то увидеть, как он проливает слёзы над своим сокровищем — отрезом ткани, которым прикрывают клетки с птицами.
— Недолго же продлилось твоё счастье, — язвительно протянула Иннин, скрестив на груди руки.
— А у тебя его не было вообще, — напомнил Хайнэ с такой же ядовитой улыбкой. — И уже не будет, какая жалость!
— И за что же тебя прогнали? — осведомилась сестра всё тем же тоном.
— Я показал придворным дамам твой портрет, — сообщил Хайнэ медовым голоском. — И они над ним так долго хохотали, что им в конце концов стало плохо. Вот за это меня и отправили домой, но, клянусь, это того стоило!
— Бедный братик, ты так ничего и не понял, — сказала Иннин с сокрушённым видом. — Придворные дамы хохотали над тобой, просто они слишком воспитаны, чтобы сказать об этом прямо. Поверь мне, я лучше тебя знаю дворец!
— Бедная сестрица, — в тон ей ответил Хайнэ. — Ты столько лет читала про дворец в книжках, однако увидеть его своими глазами довелось не тебе, а мне!
На этом оба исчерпали запас импровизированных колкостей и замолчали, пытаясь придумать новые.
«Последнее слово осталось за мной! — подумал Хайнэ самодовольно, и тут же новая мысль заставила его похолодеть: — Я же пообещал, что не буду больше с ней ссориться…»
Но как это возможно?! Она же первая начала! И что, не отвечать? Смиренно улыбнуться и согласиться с тем, что она права?!
От одной этой мысли щёки начинали гореть, как от пощёчины.
Но если он не может сделать даже этого…
— Ты мне надоел! — вдруг с яростью сказала Иннин, топнув ногой — это означало, что придумать новой насмешки у неё так и не получилось. И тут же, без перерыва, добавила: — Мама собралась завести ещё одного ребёнка. От него.
Хайнэ моментально позабыл и о ссоре, и о своих обещаниях самому себе.
— Чего-о-о-о?!
— Того-о-о-о! — передразнила его Иннин, но уже, скорее, по привычке, чем из желания досадить брату.
Совместные вылазки «за приключениями» и борьба против общего врага — маминого второго мужа — были единственными вещами, которые заставляли сестру и брата на время забыть о перепалках.
— С чего ты взяла? Рассказывай! — потребовал Хайнэ.
Иннин сверкнула глазами, оглянулась, проскользнула в комнату и плотно закрыла за собой дверь.
— Я подслушивала её разговор с Верховной Жрицей, — мрачно сообщила она. — Мама сама это сказала.
Хайнэ какое-то время молчал, переваривая новость.
А потом в коридоре внезапно послышался шум, и Иннин, подпрыгнув на месте, выскочила из комнаты — в это время дня она должна была сидеть за книгами, а не шушукаться с братом о подслушанных семейных тайнах. Мать их была не слишком строга, однако наставница, которая сопровождала детей во время поездки в столицу, имела право действовать по своему усмотрению и даже выпороть нерадивых учеников.
К слову сказать, за книгами должен был сидеть и Хайнэ, но он посчитал, что ему будет дарована поблажка в счёт вчерашнего происшествия — вчера он потерял сознание, он всё ещё слишком слаб! — и поэтому волновался не столь сильно.
Оставшись в одиночестве, он в замешательстве подобрал отброшенный в сторону платок и, украдкой поцеловав его, положил рядом с клеткой.
Однако это не спасло его от мрачных мыслей.
Как такое возможно? Теперь ещё и это… И если это будет сестра, то она всё равно будет считаться выше его по положению, несмотря на то, что её отец — грязная деревенщина, необразованный выходец из народа? Зачем мама так добра?!
Иногда Хайнэ казалось, что он ненавидит мать за эту доброту, особенно если учитывать, каким злым и нехорошим в сравнении с ней был он сам.
«Может, подсыпать ребёнку в чай порошок из листьев элу-элу? — в отчаянии подумал он. — Кажется, у нас растёт одно в саду…»
В одном из романов, которые он читал, героиня избавилась таким образом от своей старшей сестры, основной претендентки на наследство.
Коху, проснувшись, захлопала крыльями в клетке, и Хайнэ, бросив на неё взгляд, испытал отчаяние — какие белоснежные, чистые у неё перья, и какие же грязные, отвратительные у него мысли.
Всё же он отправился в библиотеку, чтобы перечитать тот эпизод в книге — если, конечно, она имелась в этом доме.