Шрифт:
– Сегодня был плохой день?
Он кивнул:
– Мы объявили, что отзываем нашу продукцию. Поднялся большой шум. Все хотят положить чью-то голову на плаху.
– Это нелегко.
Глаза его горестно блеснули.
– Я собирался взять на себя ответственность и помочь семьям погибших. И хотел найти решение проблемы, чтобы такое больше не повторилось. Но чем больше мы спорили, тратя время на подбор формулировок, тем дальше уходили от сути.
Диана иронично улыбнулась:
– Очень похоже на то, что происходит в клинике. Неужели кто-то не хочет, чтобы ты брал на себя ответственность?
– Совет директоров стремится минимизировать нашу вину. Разделить ее с кем-нибудь.
– Разве не корпорация виновата в отказе тормозов?
– Виновата на девяносто девять процентов.
– Неужели можно быть и правым, и виноватым?
– Мои оппоненты так считают. – Кобурн ослабил узел галстука. – А как прошел твой день?
– Превосходно, – коротко ответила Диана. – Я позавтракала с Бет, затем покупала продукты к ужину. Полчаса обсуждала с менеджером, какое вино подойдет к стейку.
– Диана… Мне надо переодеться.
– Иди.
Диана закончила подготовку ужина. Ей очень хотелось рассказать Кобурну о встрече с Франком Моритцем, но сейчас не время.
Приехали Франческа и Харрисон. Живая очаровательная Фрэнки была полной противоположностью своего серьезного и строгого мужа. Диана всегда с опасением относилась к брату Кобурна, считая его скрытным и мрачным. Но он, казалось, расслабился с тех пор, как встретил Фрэнки. И его новый облик – в качестве кандидата в президенты – ей очень нравился.
За ужином они обсуждали избирательную кампанию и восхищались Харрисоном, который обошел конкурентов и даже стал лидером в некоторых штатах.
Диана с удовольствием наблюдала за тем, как крепнут отношения между братьями. Теперь они стали более искренними, исчезло напряжение. Однако ей горько было видеть, с каким восхищением смотрит Харрисон на свою беременную жену. Кобурн так на нее не смотрел.
Диане стало плохо. Желудок ее сжался, не желая переваривать прекрасно приготовленный стейк.
Поднявшись из-за стола, она отнесла в кухню тарелки, когда с горячим было покончено. Кобурн помогал ей. Поставив поднос на кухонную стойку, он сказал:
– Ольга завтра все уберет.
– Я сама справлюсь.
– Что случилось?
– Ничего. – Диана попыталась сохранить непринужденный тон.
– Тебя утомили гости?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
Эмоции взбурлили в ней, грозя захлестнуть ее с головой.
«Мне нужно знать, любишь ли ты меня. Мне нужно знать, не жертвую ли я собой. Я боюсь повторить судьбу матери…»
Она с трудом взяла себя в руки.
– Я плохо спала этой ночью.
Кобурн нагнулся к ее уху:
– Я знаю прекрасный способ снять напряжение, – шепнул он.
Его хрипловатый, чувственный голос всегда оказывал на нее магическое воздействие. Диана прижалась спиной к барной стойке.
– Секс не панацея от всех проблем, Кобурн.
Он поднял бровь:
– Значит, тебя что-то беспокоит.
– Я устала, – сказала она, упершись ладонью в его грудь. – Мне надо подавать десерт.
Он нахмурился. Ее ответ его не удовлетворил. На пороге появилась Фрэнки.
– Простите, мне нужна бутылка минеральной воды.
Диана достала из холодильника воду. Кобурн ушел к Харрисону, а Фрэнки осталась с Дианой сервировать десерт.
Когда мужчины ушли в гостиную, чтобы за рюмкой бренди обсудить проблемы бизнеса, дамы отправились пить чай на веранду.
– Ты хочешь вернуться на работу до рождения ребенка? – спросила Фрэнки, свернувшись калачиком в кресле.
– Я собиралась, но теперь считаю, что должна быть рядом с мужем. Моя работа требует полной отдачи.
– Замечательно, что ты рядом с ним. – Фрэнки покачала головой. – Ему нужна поддержка. Я никогда не видела, чтобы совет директоров вел себя так отвратительно. Они непомерно давят на него.
– Это похоже на шантаж.
Фрэнки долго молчала.
– Кобурн изменился, когда вы помирились. Стал уравновешенным. Даже в нынешних обстоятельствах он сохраняет спокойствие, чего раньше не было. Все благодаря тебе, Диана.
Она отвернулась, и глаза ее защипало от слез. Ей казалось, что у них с Кобурном установились прекрасные отношения. Но, увидев Фрэнки и Харрисона, Диана почувствовала, что в сердце ее закралось сомнение. Она хотела, чтобы муж отдавался ей целиком. А он делился с ней лишь частью себя. И ей становилось от этого больно.