Шрифт:
– Много слов, мало дела, - снова вспомнил к месту слова отца Торп. За последние дни он сказал больше, чем за два месяца, но что поделать - кто научит Правде нового родича?
– Придётся всё-таки кинуть в стату, - бубнил брат из-под земли, потом вовсе затих.
– Эй, ты чего там?
– забеспокоился брат.
– Так-то лучше, - довольно раздалось внизу, потом звонко треснуло, - Ой, лопату сломал!
На короткий миг Мрум замолк.
А потом раздались звонкие удары железа о камень.
Солнце успело переползти на другую половину неба, когда из ямы нового колодца показалась выпачканная в земле серая макушка, потом плечи, спина.
– Да ты прямо поздоровел, - бросил Торп.
Руки прийдёныша распирало, бугрились плечи, даже шея будто стала толще. Спина бугрилась от рвущейся в дело силы. В одежде он казался слабей.
С собой Мрум тащил ведро, рубаху и завязанные штаны - всё набито землёй.
– Вот так вот лучше, - довольно заявил Мрум, и понёс добычу на улицу.
За забором завизжала девушка. А когда Мрум вернулся с одеждой на плече вместо тела, завизжала уже хозяйка и уронила ведро на неосторожно подвернувшуюся свинью.
Торпу пришлось спасать всех от всех.
– Ох и здоров ты, - с уважением сказал парень, когда свиньи были загнаны в хлев, а хозяйки - в дом, - Живой воды выпил?
Мрум усмехнулся.
Когда вечером он накинул рубаху, натянул штаны, то снова превратился в прежнего доходягу.
Он успел вырыть колодец в срок.
– Такие вот, брат, дела, - сказал он значительно, - А я землекопа поднял!
И отдал Торпу стёртый почти до обуха топор, которым оказывается и выколотил последние локти в колодце. Дорогой. Городской. Полезный.
"Отец меня...", - привычно подумал Торп. И даже не стал спрашивать, когда бывший доходяга успел стащить у него топор.
***
Торп вскинулся на сеновале посреди ночи. Кто-то тащил его котомку, осторожно и мягко.
Кто-то мохнатый и наглый.
– Брысь, Черныш!
– шикнул он, и пёс обиженно отступил.
А потом огляделся. Мрума не было. Ну если его опять где-то бьют... Отец с него шкуру спустит!
Ту, что останется после наказания за топор.
– Ищи хозяина!
– предложил он собаке вкрадчиво, цепляя пояс на шею, - Ищи Мрума! Колбаса!
Уговаривать долго не пришлось. Пёс принюхался и помчал в темноту.
Он скользил по Кашкам под пенье сверчков и котов, вместо того, чтобы спать дома перед печью. Стояла тёплая ночь, но Торп взмок. Если его новый брат уже куда-то вляпался...
Он не увидел бы Мрума, если бы не Черныш. Пёс насторожил уши и замер. Замер и Торп. Но даже тогда он пропустил бы серое пятно в серой ночи.
Он просто увидел, как что-то тяжёлое переваливается через забор Ухача.
Все дворы, кроме старосты, были огорожены простыми заплотами человеку по грудь. Лишь у Турда была настоящая крепость, в которой можно было укрыться всем селом при набеге.
Но через остальные заборы было легко перелезть или что-то перекинуть, чем и занимался неведомый ночной гость.
Ещё через миг через жерди перевалилась серая фигура, помянула тьму знакомым голосом, и Торп сжал зубы.
Это был его новый непутёвый брат.
Вор.
Сердце сжалось от беды. А пришелец взвалил на плечо колесо, и, отдуваясь, потащил его по улице.
Торп глядел с места, сдерживая рвущегося пса. Мурм уходил от него с добычей. Вот он повернул ко двору старого Гвана. Зарыть? Спрятать?
Парень не удержался. Оттащив упирающегося пса к дереву, он привязал пояс к нижней ветке, и рванул ко двору ворчливого длинноусого старика.
Так тихо, как только смог.
Ночная земля била и цеплялась за ноги. Он умудрился налететь на одиноко стоящий ствол, но всё-таки успел добраться вовремя и незамеченным и присесть под забор. Во дворе Гвана было темно, как и во всех Кашках. Но в звуки ночи вплетался ещё и странный скрип.
Торп не удержался. Очень осторожно он поднял голову над невысоким заплотом.
Неяркий свет далёкой луны падал во двор, наполовину съеденный тенью старой яблони. Но стоявшая рядом с воротами телега была на свету. И она скрипела и отчаянно дёргалась. Как будто её кто-то грыз или отчаянно любился.
Торп сел за забором, собирая мысли в кучу. У Гвана во дворе? С кем же сговорился болтливый заморыш?
У ворот ещё скрипнуло несколько раз, и через забор перевалился Мрум.
Теперь с двумя колёсами в руках.