– Все равно, она переспала с оборотнем. Так поступают только шлюхи! – возмутилась блондинка.

Эмметт чуть одернул ее за руку, призывая к спокойствию.

– Розали!

– Дочка!

Это были Карлайл и Эсме. Конечно, они до сих пор продолжали считать Беллу частью нашей семьи.

Розали фыркнула и замолчала, уставившись в потолок. По эмоциям сестры я понял, что не слишком убедил ее.

– Ну, вообще-то, в чем-то Розали прав: поступок Беллы действительно подрывает ее репутацию, - на удивление деликатно поддержал свою жену Эмметт.

Карлайл понимающе покачал головой.

Эсме печально вздохнула:

– Я понимаю, но, может, девочка запуталась, и не шипи, Розали, тебе не идет. Согласитесь, мы тоже вели себя не совсем правильно, таились от нее с этим запечатлением, недоговаривали. Может, если нам удастся ее найти, мы уговорим ее вернуться к Эдварду.

– Эсме! Это переходит все границы! – закричала блондинка.

– По крайней мере, тогда Эдвард перестанет походить на статую, - парировал Эмметт, - они поскандалят, а потом он ее простит, но, в любом случае, он оживет…

– Я сомневаюсь, что нам удастся найти Беллу и вернуть. Это не похоже на сиюминутную прихоть, - вставил отец.

– Эта дрянь испортила нам всю жизнь! – не выдержала Розали.

Моя Элис вдруг понимающе погладила ее по руке, и я понял, что за весь вечер жена ни разу не вступилась за Беллу, хотя раньше они были лучшими подругами. Но и обвинять она не спешила, Элис предпочла отмолчаться. Это было странно.

– Я понял кое-что, - начал я, - мы все с вами забыли, что Белла не взрослая столетняя вампирша. Да, да, Роуз, - я кивком попросил ее помолчать, видя зарождающийся в ней протест, - ей всего восемнадцать. Она – подросток. Вспомни, Розали, какой ты была в восемнадцать? Разве можно сравнивать ту тебя и эту? Мы не знаем точно, что случилось, но ясно одно: если Белла ушла, значит, у нее не было к Эдварду вечного чувства. Но она любила его, будучи человеком! Это я точно знаю. Вывод один: для Беллы-вампирши Эдвард – не есть та самая идеальная пара, какими являемся мы друг для друга. И как бы больно не было, но это так. А значит, рано или поздно, они бы это поняли, и разошлись. Запуталась она, или нет, получилось так, как получилось. Она не обманывала нас, но сейчас Эдвард не нужен ей в качестве мужа. По крайней мере, она это признала и ушла, может, так лучше. Ведь ей всего восемнадцать, она не дальновидная вампирша, она вообще импульсивная новорожденная, кто знает, к чему это приведет?

Я вспомнил тот разговор, подумал об этом еще раз и пришел к выводу, что оказался прав тогда: Белла любила брата, но Эдвард не ее судьба. Вполне возможно, что ее судьба и не оборотень, а кто-то другой. Вполне вероятно, что ее, как новорожденную вампиршу, просто захватила страсть, и он поспешила «пуститься во все тяжкие», а может, и нет. Может, она полюбила этого Джейка всей душой и не мыслит жизни без него. Да, обидно, да, ужасно, но, кто виноват-то? Было бы лучше, чтоб она осталась с Эдвардом, не любя его? Так они все равно не стали бы счастливы! Что случилось и кто виноват? Да кто теперь уже это поймет?

И, в чем заключается самое странное: почему я понимаю Беллу лучше остальных? Мы не были никогда близки, и не делились секретами, а как-то так вышло, что для меня ее поступок, хоть и был неприятен, отчасти обиден, но не стал чем-то из ряда вон выходящим. Я не спешил предавать ее анафеме и сжигать на костре, я признал за ней право самой распоряжаться своей жизнью. Это горько и печально, но ведь и Эдварда к Вольтури никто волоком не тащил, он пошел сам. Ведь ясно же стало, что их с Беллой чувства не были вечными, а значит, у него еще оставался шанс встретить свою единственную, просто нужно было подождать, преодолеть себя на какое-то время.

Наверное, все дело в моем даре…

Я прервал свои размышления и воспоминания о прошлом, да и вообще, о Белле Свон, в конце концов, всего этого не вернуть, и какая теперь разница, если итог не утешителен и таков, каков есть?

Меня больше должно волновать мое странное настоящее.

Все время жизни в Вольтерре я не перестаю удивляться тому, как сильно жизнь этих вампиров отличается от того, к чему я привык. Признаться, отчасти это даже легче – больше не сдерживать свою жажду. Мысль проясняется, тревога и беспокойство уходят, а на смену им рождается уверенность и какая-то радость оттого, что ты, наконец, получил того, чего так страстно хотелось уже долгое время.

Да, это ужасно, печально, но приятно.

Было неприятно вновь чувствовать боль моих жертв, их осознание неминуемой смерти, их страх, отчаяние, обреченность, но я смогу справиться. Если убивать быстро, то чувств почти нет.

Я привык находить любые лазейки для выживания, а терзаться излишними моральными сомнениями на манер Эдварда никогда не было моим жизненным кредо, а поэтому, я почти спокойно принял тот факт, что диета осталась в прошлом. Да, мне по-прежнему жаль людей и, сложись все иначе, я бы не стал их убивать, но, так как выбора мне не дали, я понял, что это чрезвычайно глупо – подохнуть от переживаний и раскаяния. Может, это цинично, может, это и ужасно, но я хочу жить, и пока я есть, я не буду никому давать повода лишить меня этой жизни. В этом у нас с Эдвардом были противоположные мнения, я бы никогда не поступил так, как он.

Откровенно говоря, мою жизнь у Вольтури нельзя назвать плохой или мучительной. Наоборот: ко мне относились с уважением, нам с Элис выделили шикарные покои, я мог заниматься чем угодно и когда угодно, ну, а то, что здесь не было теплой домашней атмосферы, как у Калленов, так мне не привыкать. Здесь каждый за себя, ну и пусть. Так даже проще: только бесчувственно исполнять команды Аро, а в остальном – полная свобода. Наверное, кто-то даже мечтал бы о таком, кто-то из них вполне счастлив. Например, как Джейн. Ей нравится то, что происходит, и то, кем она является, тогда, так ли это плохо, если она счастлива? Я имею в виду, конкретно для нее не происходит ничего плохого, а значит, она вполне вправе считать такую жизнь приемлемой для себя.