Шрифт:
Здсь, въ своей спальн, быстро, не по-всегдашнему, скинувъ визитное платье и ожидая возвращенія Вры, она сразу изъ статуи превратилась въ живую женщину. Такого выраженія въ ея великолпныхъ темныхъ глазахъ не видалъ никто: что-то горячее, и ясное, и мечтательное мерцало въ нихъ, то вспыхивая, то потухая.
Вдругъ она пойти подбжала къ туалетному столу, быстро выдернула изъ головы шпильки, и ея темно-каштановые, почти черные волосы, тонкіе и блестящіе какъ шелкъ, скользнули густою волной по обнаженной ше. Она тряхнула ими; они разсыпались и охватили ее всю, доходя ей почти до колнъ. Тогда она подняла руки, красиве и бле которыхъ нельзя было себ представить, и тонкими, почти прозрачными пальцами искусно и привычно заплела сначала одну длинную косу, а потомъ другую, совсмъ даже не замчая, что Вра стоить сзади и съ удивленіемъ смотритъ.
– - Ваше сіятельство, позвольте я сдлаю... какъ прикажете?-- наконецъ, проговорила горничная.
– - Оставь, ты не умешь... я сейчасъ!
Черезъ минуту новая прическа была готова. Переплетенныя косы тяжелымъ узломъ легли низко на затылокъ, совсмъ измнивъ форму головы и общее впечатлніе.
– - Смотри, ничего такъ?-- обратилась Алина къ горничной.
Та глядла все съ возраставшимъ удивленіемъ.
– - Ничего-то ничего,-- фамильярно сказала она,-- такую красавицу разв что можетъ испортить!.. Только къ чему этакъ? Всегдашняя прическа не въ примръ лучше... и никто нынче такимъ способомъ не носитъ...
– - А разв нужно носить какъ вс? У меня съ утра голова болитъ, такъ легче гораздо... Ну, покажи-ка, что ты принесла? Да, это самое! Давай, я надну...
Это было что-то среднее между капотомъ и платьемъ, что-то неопредленнаго дымчатаго цвта и неопредленной, мягкой матеріи, все отороченное дорогимъ, переливчатымъ, мстами совсмъ серебристымъ мхомъ хинхиллы.
Алина стояла предъ трюмо, вопросительно глядя на свою высокую стройную фигуру, на свое лицо, измненное теперь въ этой новой прическ. Потомъ она выдвинула одинъ изъ внутреннихъ ящиковъ шифоньерки, вынула оттуда довольно большой, въ складномъ футляр, портретъ и подала его Вр.
– - Смотри и говори только правду, похоже? Измнилась, я? очень постарла?
Она такъ и впилась глазами въ глаза Вры.
Та взглянула: эта прическа! Съ портрета перевела взглядъ на княгиню и сказала:
– - Похоже, конечно, только лучше вы стали, безъ сравненія лучше!
– - Не лги! Постарла я?
– - Вотъ какъ передъ Богомъ! ишь что выдумали: постарть... да вы какъ есть барышня молоденькая... красавица... во всемъ мір такой нту!..
Говоря это, Вра граціозно опустилась на колни, прижалась губами къ рук Алины и глядла на нее снизу вверхъ влюбленными глазами. Алина рзко и съ видимымъ неудовольствіемъ отстранила ее.
– - Теперь уходи,-- сказала она: -- и какъ только снизу швейцаръ позвонить, сейчасъ же иди сюда и скажи мн.
Вра поднялась, опустила глаза, сдлала постное лицо и выскользнула изъ спальни.
«Куда-жъ двались эти годы?» -- думала Алина, разглядывая свой старый портретъ,-- «Будто недавно, а шесть ужъ лт! Говорятъ, если весело живешь, такъ не замтишь времени! Какая неправда. Хорошо мое веселье!..»
Она спрятала портретъ, взглянула на часы и присла въ-низенькое мягкое кресла.
«А вдругъ не прідетъ?» -- пронеслось у нея въ голов.
Она вся дрогнула и совсмъ застыла, чутко прислушиваясь. Глава ея горли, щеки то и дло вспыхивали румянцемъ, руки похолодли. Она считала минуты: разъ, два, три... до шестидесяти, чтобы хоть этимъ сократить ожиданіе.
Никто, никто не поврилъ бы, что она можетъ быть такою, никто бы не узналъ ея.
XVII.
Аникевъ подъхалъ къ знакомому дому, знакомому, хоть онъ и никогда не бывалъ въ немъ. Уже пять зимъ жила здсь Алина, и онъ, конечно, зналъ это. Еще до разрыва своего съ женой, да и потомъ, прізжая въ Петербургъ, сколько разъ заставалъ онъ себя передъ этимъ подъздомъ.
Сначала онъ долго ждалъ, что она ему напишетъ, позоветъ ею. Затмъ ужъ не ждалъ ничего, и все же его неудержимо тянуло къ ея двери. Онъ могъ бы, разумется, придти къ ней, она не ршилась бы не принять его. Онъ могъ заставить ее говорить, объясниться, и неизвстно еще, чмъ бы кончились эти объясненія...
Но она хорошо знала его, знала, что онъ скоре умретъ, чмъ явится безъ ея зова. Онъ сказалъ ей это, а что онъ говорилъ «такъ», что онъ ршалъ, то ршалъ безповоротно, чего бы ему это ни стоило.
И она его не звала,-- значитъ, не хотла видть.
Никакая сила не могла его заставить подняться по этимъ ступенямъ. Но бывали безумныя минуты, бывали темные, холодные вечера съ пронзительными втрами, съ дождемъ иди метелью. Въ такія безумныя минуты, въ такіе ненастные, мрачные вечера безысходная тоска гнала его сюда помимо его воли. И онъ именно «заставалъ себя» у гранитнаго парапета набережной, противъ этого дома.
На втру, на дожд, осыпаемый хлопьями снга, коченющій отъ мороза, онъ ходилъ взадъ и впередъ, со взглядомъ, прикованнымъ къ ея окнамъ, то темнымъ, то освщеннымъ.