Шрифт:
«Всё наука, — думал Пётр. — Битым быть наука, побеждать наука, опять же преданным от союзников наука. Всё надобно испытать и из всего пользу извлекать...»
На берегу их встречал генерал-адмирал Фёдор Матвеевич Апраксин, начальствовавший над всею армадой судов, следовавших за флагманским стругом.
— Государь, всё готово к отплытию. Где прикажешь стать на якорь в Царицыне?
— Плывём без останову, день — ночь, день — ночь, сколь сможем. Распорядись, дабы впереди дозорные с лоцманами шли на малых судах. Царицын минуем, Чёрный Яр тож. Останов сделаем в Селитряном городке.
Аюку тем временем сняли с коня. Хан жалостно морщился, сетка морщин обозначилась резче, глаза слезились.
— Слаб стал, не могу, великий царь, тебя проводить до твоей большой лодки, — пожаловался он.
— И не надо. — Пётр, как давеча, схватил его под мышки, легко приподнял и поцеловал в голову. И неожиданно спросил: — Дашь мне калмычат своих на выучку? Которые способней да резвей. В люди выведем, в большой свет.
Аюка недоумённо глянул на Петра:
— Какой люди, какой свет. Мы степной народ, великий царь, и свет у нас большой.
Пётр досадливо поморщился.
— Степь твоя велика, а Россия наша бескрайна. Нам сведущие люди изо всех племён надобны. Из калмыков тож. Понял?
— Понял, великий царь. Буду думать.
— Ладно, думай. Прощай покуда.
...Флотилия тронулась в путь. Волга то терялась в берегах, то теснилась ими. Острова и островки то и дело вставали посерёд реки. Малые были необитаемы, а на больших селились люди и пасся скот. Близ Царицына был такой остров, протянувшийся на двенадцать вёрст и затруднявший судоходство.
— Тут, государь, есть малая река, будто бы истекающая из Дона, — сообщил Апраксин.
— Ведомо мне, — отозвался Пётр. — Ещё покойный Борис Петрович Шереметев, да будет ему земля пухом, сказывал мне о сей речке. Прожект у меня тогда возник: связать Волгу с Доном шлюзами, речку Сарпинку расширить, дабы сделать её годной для прохождения судов. И был бы лёгкий путь, связующий моря Азовское, Чёрное, Каспийское, а чрез северный переволок, чрез прорытие канала, и Балтийское. Велик план, да кратка жизнь. Сего не увижу, а потомкам завещаю исполнить.
— Полно, государь. Господь милостив, отпустит тебе время.
Пётр только вздохнул. Кабы замедлить бег времени, успел бы многое из того, что задумал. Но нету у него власти над временем, да и власть над людьми не всесильна.
Близ Селитряного городка, как и было условлено, бросили якорь. Место незавидное, однако в нём была великая важность — селитряное озерцо с заводом. А без селитры нет пороха. Выпаривали озёрную воду, на дне больших котлов оседала селитра в светлых кристаллах.
Смотритель завода, тщедушный стольник, бедовавший здесь со времён астраханского восстания стрельцов и смердов и ухитрившийся уцелеть, ошалело глядел на Петра и его спутников, словно бы на неожиданно явленное чудо.
— Ну, что скажешь? Сколь селитры варишь в день?
— Близ двух пудов, ваше царское величество, — дрожащим голосом отвечал смотритель.
— Мало. Надобно не менее пяти. Про запас складывать.
— Дровишек не сплавляют, ваше величество. А те, что свозим сюды, те отсырели. Сколь можем, сушим под ветром. — И он указал на штабеля дров, громоздившиеся у худых деревянных стен заводского строения. — Ежели летом солнышко подсушит, будем варить поболе.
— Сказано — пять! — нетерпеливо повторил Пётр.
— Помилуй, ваше царское величество. — И смотритель неожиданно брякнул на колени. — Не можно пять. Котлы прохудились, не держат рассол...
— Отчего молчал?
— Челом бил его превосходительству господину губернатору Волынскому. Рапорт подавал. Повелено было терпеть до урочной поры. Доселе терпим.
— Эх, едрёна-мать! — Пётр побагровел, скрипнул зубами. — Всюду кнут надобен! Всюду неустройство, нерадение, недосмотр начальников, неисполнение указов. Сколь ни бейся, всё едино: дело государственное забвенно. Служба фискалов, выходит, не впрок. Провинциалы — фискалы, городовые — фискалы, призванные блюсти государственный интерес, искоренять нерадивость, лихоимство, ныне сами кормятся из чиновных рук, и глаза у них закрыты, а уши заткнуты.
Как быть?! Как устроить порядок в государстве, дабы над всем стоял закон и воля государева?!
Надёжного ответа не было.
Глава тринадцатая
ДЕДИКЦИЯ ИЛИ ПРИНОШЕНИЯ...
Дорог не подарок, а память да любовь.
По старой памяти, что по грамоте.
Все бесы в воду — и пузыри вверх.
Вот тебе луковка попова, облуплена, готова:
знай почитай, а умру, поминай.
У Бога и живых царей много.
Пословицы-поговорки