Шрифт:
И неожиданно Керринджер остро захотелось, чтобы неестественную тишину прорезало низкое гудение рога Охоты. На этот звук она бы нашла дорогу так или иначе. Говорят, в осенние ночи его можно было услышать и по эту сторону Границы. Рэй в такие ночи спала плохо.
– Одна сида, - сказал оружейник, - говорила мне, что их земля не может быть отделена от нашей. Потому что без нас нет их. Я не очень понял.
– Да, - Рэй кивнула.
– Я тоже слышала что-то такое.
Туман вокруг не собирался расходиться. Наоборот, он сделался еще гуще, а тени в нем - заметнее. Керринджер-старший тихо выругался. Рэй сжала пальцы на руле.
Они из поколения в поколение придумывали способы, как вернуться домой с Той стороны. Соль и земля, кровь и холодное железо, все это открывало проход. Но пробиться Туда оказались бессильны, когда туман Границы стал непроходимой преградой.
Она успела подумать о том, может ли ее кровь, отравленная Другой стороной, открыть им проход, как кровь отца вывела их ночью обратно, когда слуха Рэй достигла едва слышная мелодия.
– Это свирель, - тихо сказал Уилл Керринджер.
Рэй резко крутанула руль, надеясь только, что она правильно разобрала направление звука и прибавила газу.
Голос свирели то пропадал, то появлялся, то стихал, то становился громче, звучал то слева, то справа, как будто дразнил, но постепенно мелодия стала слышна более отчетливо. И туман наконец стал отступать, а впереди появились очертания холмов. Рэй еще показалось, что на ближайшей вершине неподвижно застыла темная фигура, но когда внедорожник вырвался из тумана под бессолнечное небо Другой стороны, там никого уде не было.
– Кажется, тебя услышали, - проговорил Керринджер-старший и полез за фляжкой.
Рэй кивнула. Кто бы не вывел их через туман, лучше так, чем встреча с Дикой Охотой. Холмы, серо-зеленые, поросшие пожухлой к осени травой закрывали горизонт и тянулись, насколько видел глаз. Под колесами тяжелой машины похрустывали безлистые ветки какого-то низкого кустарника.
– Не люблю приезжать сюда осенью, - сказал оружейник и снова приложился к выпивке.
– Рановато как-то здесь осень, - Рэй вела машину и настороженно поглядывала по сторонам.
– Так бывает. Говорят, дурная примета.
– У нас ворох плохих примет и ни одной хорошей.
– Верно... О, ну посмотрите на этого парня!
Керринджер с трудом сдержала улыбку. Она с летнего солнцестояния помнила, как развеваются по ветру синий плащ и золотые волосы.
Гвинор спускался по склону холма. На поводу он вел коня, и Рэй готова была поклясться, что в лошадиную гриву вплетены серебряные колокольчики.
– Твой знакомый?
– Уильям Керринджер выглядел расслабленно, но глаза его цепко разглядывали фигуру сида.
– Он приходил на мельницу, - Рэй кивнула и сбавила скорость. Внедорожник проехал еще немного и остановился. Керринджер глянула на отца: - Поговорим с ним.
Тот кивнул и первым вышел из машины. Дробовик остался на переднем сиденье, но револьвер под курткой выглядел слишком заметным. Рэй вздохнула, поправила собственное оружие и открыла дверь.
Воздух над холмами Другой стороны пах гарью и сыростью. От земли тянуло холодом, Керринджер чувствовала его даже через толстую подошву армейских ботинок. Медленно она пошла навстречу Гвинору. Сид вскинул руку в приветствии. Плеснул на ветру плащ.
– Еще никто не говорил, что я забываю о своих долгах, - сказал сид, когда охотники подошли ближе.
Ответить Рэй не успела. Ее отец заговорил первым:
– Так ли это? Зеленый и синий - цвета Королевы Холмов, но раньше ты носил красный и охру, парень.
– Это верно, - медленно ответил Гвинор. Он разом подобрался, исполосованное белыми шрамами лицо окаменело.
– Я ношу цвета моей Королевы четырнадцать зим. После того, как выполнил последнюю службу для моего Короля, которому служил тридцать зим до того.
Рэй вздрогнула, как будто ее ударили под дых. Она не помнила лица поединщика, с которым сражался ее отец. Помнила алую рубаху, и алую кровь на траве, и алые ягоды брусники, вплетенные в золотые волосы. Лица - не помнила. До сегодняшнего дня.
– Ты, - прошептала она, чувствуя как руки сами собой сжимаются в кулаки.
– Не держи зла на меня, - Гвинор печально покачал головой.
– Я был мечом в чужой руке.
Керринджер зло сплюнула на траву. И подумала, что знай она это тогда у мельницы - выстрелила бы, не колеблясь.