Тяжёлыми шагами Вайлин Рас пересёк палубу, на ходу вытаскивая саблю, и приставил её острый конец к мокрому носу барса.

– Мой верный спутник, единственный друг, ныне ты встретишь свою кончину, - бесцветно проговорил работорговец.
– Что скажешь напоследок?

Не знаю, что именно адресовал ему Сабин, но мужчина вконец разъярился. Широко замахнувшись саблей, он промахнулся. Барс скрылся между членами команды работорговца, а затем и вовсе тихо и незаметно покинул корабль. Бросившиеся его искать матросы так и не смогли нигде обнаружить крупную кошку.

– Книгу, - освобождённая и вернувшая Лун Адигора протянула руку, нисколько не дрогнувшая перед дурным расположением духа капитана корабля.

Он смачно сплюнул ей под ноги:

– Бесчестная победа. Вы ни черта не получите. Убирайтесь!

Когда все вместе мы оказались выпихнуты на причал, подруги были действительно раздосадованы. Адигора повернулась ко мне и заявила обозлённо:

– Ты не должна была вмешиваться, Васха. Малка бы справилась.

– Ты видела, как у неё тряслись руки?
– возмутилась я.
– Справилась бы с попаданием в твой глаз.

– Почему бесчестно?
– задумчиво протянула лучница, почесав затылок.

– Этот зверь Сабин умеет забираться в головы, - объяснила я, когда мы зашагали прочь от корабля и враждебной к нам команды.
– Ты увидела Адигору с закрытыми глазами с его помощью.

– О-о-о...

Но Адигора не спешила сменять гнев на милость, не часто увидишь её вышедшей из себя. Пугающее зрелище.

– Здорово повеселилась этой ночью с наместником, Васха?

– Пф... как будто тебе действительно есть дело до моих ночей.

Мы остановились друг напротив друга, скрестив взгляды словно мечи, полные до краёв обидой и не нашедшим выхода раздражением. Адигоре не нравилось находится в моей тени, пусть это и была всего лишь условность имперской иерархии, но помимо этого я ещё отвечала за исполнения плана по освобождению женщин и решала большинство неожиданно возникающих проблем. Читай больше книг на Книгочей.нет Стражница же, привыкшая руководить, была скорее на подхвате. Меня же выводило её самодовольство и уверенность в собственной неотразимости, раз уж она считала жительницу Быстроречья недостойной её. Может я и мала ростом и не предел всех женских мечтаний, но обладала массой других достоинств. Пора бы их уже заметить, Адигора.

Наверное, из этого столкновения мог выйти толк, если бы мы облекли собственные чувства в слова. Но этого не произошло. А в возникшее напряжение ворвалась Малка:

– Понять бы ещё хоть строчку, - она с шумом листала какую-то толстую, потрёпанную, а местами и вовсе пожелтевшую тетрадь.

– Ты стащила учётную книгу, - поразилась я, вдруг забыв о чём только что думала.

– Не стащила, а взяла заработанное. К тому же он сам оставил её лежать на той бочке, когда вырвал из рук Адигоры. Но почерк просто отвратительный.

Мы с Адигорой склонились над тетрадкой. Я могла разобрать лишь отдельные буквы и цифры, которые в Империи тоже писались совсем иначе, чем у нас.

– Без Арчи не разобраться, - вздохнула я.

– В любом случае ей уже пора покинуть город и вернуться к Соль, пока работорговец не хватился пропажи, - прибавила Адигора.

– Забегу в «Безголовую курицу» за сумкой с провиантом и в дорогу, - отделившись от нас, Малка побежала быстрее и, прежде чем совсем исчезнуть вдалеке, махнула на прощание рукой.

Помахав в ответ, я огляделась по сторонам в поисках сумеречного барса, но он как сквозь землю провалился. И зачем только бросился помогать? Это едва не стоило Сабину жизни.

Мы остановились у церкви, повернувшись к сияющим новизной кораблям.

– Времени всё меньше, - отметила Адигора.
– Как твои дела с наместником?

– Сложная он личность. Сложнее, чем я думала.

– И это проблема?

– Пока не знаю.

Она посмотрела на меня. И этот взгляд с немым укором так и говорил «вечно с тобой так». Но что поделать, если не все вещи очевидны в первые секунды? Часто умение адаптироваться и реагировать на внезапные перемены гораздо полезней продуманных шагов и чётких планов.

– Хочешь зайти помолиться?
– предложила я, кивая в сторону церкви.

Адигора не удостоила меня ответом, отвернувшись, ушла следом за исчезнувшей Малкой.

Двери здания церкви были широко распахнуты, и мне оставалось лишь переступить его порог. На прежде пустующих стульях, установленных полукругом, сидели незнакомые мне полумужи, сомкнув ладони в безмолвной молитве. На дне огромной чаши сверкала кровь, около двух кубков, наполненных до краёв, не больше. А по бокам от неё расположились подобно статуям церковники в алых балахонах до самого пола. Они почти не шевелились и, казалось, не дышали.