Забытые пьесы 1920-1930-х годов
вернуться

Саркизов-Серазини Иван Михайлович
Шрифт:

ТЕРЕХИН (кричит). Сволочь!

ЛИЗА. Королева изволила отбыть.

ФЕНЯ. Молчи хоть ты!

ЛЮТИКОВ. Что ты, Терехин, в самом деле?

ТЕРЕХИН. Ничего. Пускай не доводит.

Выходит вслед за Ниной.

КРУГЛИКОВ. Ну… Терехин этот!..

ЛЮТИКОВ. Развинченный парень.

ФЕНЯ. Нинке тяжело.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Влезать в эти дела не стоит.

ПРЫЩ. Я вам, ребята, по этому поводу анекдотик расскажу…

Отводит в сторону АНДРЕЯ, ПЕТРОСЯНА, ВОЗНЕСЕНСКОГО, говорит шепотом, иногда выделяются громко отдельные фразы: «Она и говорит… РАБИНОВИЧ вынимает деньги… Боже мой…» Студенты смеются, потом снова подходят к столу.

АНДРЕЙ. Да, чуть не забыл! (Безбородову.) Слушай, дружочек, помнишь, как ты мне неделю тому назад сказал, что давно пора буржуазии политическую власть отдать.

БЕЗБОРОДОВ. Брось, неостроумно это. Я знаю, что это Ленин сказал.

Страшный хохот. АНДРЕЙ, хватаясь руками за живот, корчится и кричит.

АНДРЕЙ. Ой, не могу! Ой, убил! Ленин сказал!

Все хохочут. Неожиданно резко раздается выстрел. Все застывают, каждый в своей позе. Пауза. Издалека слышен приближающийся топот шагов. Все, толпясь, выбегают из комнаты. Из противоположной двери бежит ФЕДОР, подбегает к двери, в которую все убежали, почти сталкивается с ФЕНЕЙ. Смотрит на нее напряженно.

ФЕДОР. Что?..

ФЕНЯ. Нина… застрелилась!..

ФЕДОР. Застрелилась…

Садится, сжимает голову руками.

Занавес.

Эпизод восьмой

«ИДЕМ В ПОХОД!»

Шум до открытия занавеса. Сцена изображает зал собраний. Собрание еще не началось. Группы студентов разговаривают. Стол президиума стоит на авансцене таким образом, что председатель стоит лицом к публике.

Разговор первой группы.

ФЕНЯ. Того, что мы ставим вопрос этот здесь, мало. По-моему, дело надо в суд передать.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Ну, таких законов нет. Не предусмотрено.

ФЕНЯ. Как это не предусмотрено? Тебя могут загрызть, до самоубийства довести — и не предусмотрено!

ИВАН. Ты, милая, бузишь прежде времени зря. Откуда ты знаешь, что Терехин виноват?

ФЕНЯ. А кто же?

ИВАН. А кто ее знает? Сама!

АНДРЕЙ. От хорошей жизни, скажи, застрелилась?

ИВАН. Настоящий коммунист не застрелится.

Разговор второй группы.

ПЕТРОСЯН. Главное, совершенно неожиданно.

ЛЮТИКОВ. Ну, это ты врешь, положим. Не на Марсе жил. Отлично знал, что относится он к Нине по-хамски.

ПЕТРОСЯН. Ну, знать-то мы знали, но не настолько. А потом, что же, ты пойдешь к ним и будешь учить, как жить? Неужели так плохо было, что она из-за этого?..

ЛЮТИКОВ. Чего же особенного? Довести не трудно.

ПРЫЩ. Во всяком случае, мне кажется, коммунистка не застрелилась бы.

ЛЮТИКОВ. Ты, Прыщ, уйди! С тобой я об этом разговаривать не желаю.

ПРЫЩ обиженно уходит.

Я, конечно, не оправдываю ее, но он-то какой подлец!

Разговор третьей группы.

ЛИЗА. Во всей этой истории я презираю только ее. Какая гнусность — отравить парню всю жизнь и потом еще нарочно застрелиться, чтобы у него после этого неприятности были! Гадость!

СТУДЕНТКА. Ты это серьезно говоришь?

ЛИЗА. Я думаю!

СТУДЕНТКА. Так я тебя заставлю это сказать на собрании.

ЛИЗА. И скажу! А ты что воображаешь? Испугалась!

Разговор четвертой группы.

ВАРЯ. Такую девку загубил! Ты знаешь, Федор, до того у меня зло на этого человека, что вот сейчас взяла бы револьвер и прикончила его тут же. Ах, ребята, ребята, что вы с девками делаете! Только вот когда пулю себе пустишь в лоб, тогда вы спохватываетесь. Нинка! Огонь раньше была девочка, радостная, играет вся. Сказать ребятам, которые с нами работали: «Нинка застрелилась» — не поверят.