ФЕДОР. И я не могу поверить. Я с ней после истории с Петром говорил. Она очень тверда была. О самоубийстве решила не думать. И как это так получилось? Представить себе не могу! Черт его знает.

ВАСИЛИЙ. Все-таки застрелилась она зря. Выходит, личное у нее на первом плане…

ВАРЯ. Личное, личное… Да пойми ты, что сначала девку всеми силами отбивают от общественной работы, превращают только в жену, а потом — «личное на первом плане». Эх, жизнь собачья! И главное, все втихомолку, все тишком да молчком. И никому дела нет. Никого не касается.

ФЕДОР. А если иногда нельзя вмешаться?

ВАРЯ. Как это — нельзя?

ФЕДОР. Бывают такие обстоятельства.

СЕКРЕТАРЬ. Товарищи, наше экстренное собрание ячейки, совместное с беспартийными, созвано в связи с историей, которую вы все знаете. Застрелилась Нина Верганская. Кажется, что же обсуждать? Однако дело в том, что в этом самоубийстве группа товарищей обвиняет ее мужа, Терехина. Товарищи, вопрос, который нам придется сейчас обсуждать, очень необычен. Однако бюро решило все же его обсудить. Бюро предлагает следующий порядок. Президиума не выбирать, собрание поручить вести бюро. Первое слово дать от группы подавших заявление. Кто по этому поводу?

ТЕРЕХИН. Дайте мне.

СЕКРЕТАРЬ. Пожалуйста.

ТЕРЕХИН. Вот что: для всякого обывателя, будь он беспартийный или с билетом, скандал вроде как кинематограф. Его хлебом не корми, дай ему какую-нибудь сплетню или драку. Сегодня тут с ведома бюро — я еще об этом поговорю в эм-ка — собралась уютная компания, чтобы копаться в моем грязном белье. К черту! Не позволю! Я заявляю, что обсуждать мою личную жизнь, да еще на вузовской ячейке, где коммунисты — липа…

…да еще в присутствии беспартийных, я не дам. А если нашлись субчики, которые написали заявление, так пусть они подают заявление в эм-ка-ка{225} или це-ка-ка и подпишутся, чтобы [и Сольц{226}, и Ярославский{227}] знали фамилии этих адвокатов. А здесь я требую вопрос снять.

СЕКРЕТАРЬ. Так! Товарищи, считает ли кто-нибудь нужным высказаться по этому поводу?

ПРЫЩ. Позвольте мне!

Я хочу сказать… что… говорить не надо.

СЕКРЕТАРЬ. Кто поддерживает предложение Терехина, прошу поднять руки.

Кто против?

Итак, вопрос решен. Переходим…

ТЕРЕХИН. Я прошу занести в протокол мое заявление. Я протестую против этого безобразия! Плевал я на ваше решение. Болтайте тут без меня. Я ухожу.

СЕКРЕТАРЬ. Хорошо, это будет принято к сведению. Ступай, если хочешь.

ТЕРЕХИН идет решительно. Однако не уходит, а стоит у двери.

Первое слово имеет товарищ Федоров.

ТЕРЕХИН. Ну конечно. Кому же, как не ему!

ФЕДОР. Товарищи, я первый подписал заявление, в котором мы требуем исключения Терехина из партии.

ТЕРЕХИН. Руки коротки! Молод еще! Нос не дорос!

СЕКРЕТАРЬ. Товарищ Терехин, не мешай собранию. Ты же хотел уйти!

ТЕРЕХИН. Меня тут официально нет. Я ушел.

ФЕДОР. Товарищи, мне трудно говорить в такой обстановке, поэтому, может быть, буду говорить несвязно. Первое — как я отношусь к самоубийству Нины. Я заявляю, что она не должна была кончать с собой ни при каких обстоятельствах. Она должна была уйти от Терехина…

ТЕРЕХИН. К тебе!

ФЕДОР. Я убежден, что в нормальном состоянии она застрелиться не могла. Лишь под влиянием нервного расстройства она могла пустить себе пулю в лоб. Если так, то кто возьмется обвинять ее? Но вопрос сейчас не о ней, а о том, кто довел ее до самоубийства…