— Перси?..

— Что? — Персиваль даже не понял сначала. А когда понял, едва удержался от смешка. В самом деле… — Всё в порядке.

Накатил странный лёгкий стыд — за три месяца они не менялись ни разу. Ньют наверх не лез, предпочитая иногда командовать снизу, и Персиваль быстро и просто сделал вывод о его предпочтениях в постели и в распределении ролей. И только по этой причине ему не приходило в голову предложить. А теперь… Удивил. Опять.

Впрочем, Ньют удивлял его раз за разом, тем или иным — и Персиваль подозревал, что и десять лет спустя чем-то, да умудрится.

Десять лет спустя?..

Но тут Ньют, снова огладив его спину, с силой прикусил кожу прямо над ягодицей, и свою последнюю мысль Персиваль малодушно решил не обдумывать. Вот уж точно стало не до неё.

От укуса ноги раздвинулись чуть ли не рефлекторно, Ньют оставил в покое его спину, снова усмехнувшись, и сполз ещё ниже, провёл руками по бёдрам — несколько раз, лёгкой лаской, одновременно и вызывая, и гася дрожь — и, ухватив Персиваля за ягодицы и разведя их в стороны, коснулся между ними языком. Несколько раз, вкруговую — прежде чем начать широко вылизывать.

Собственный стон ощутился почти выкриком. И, похоже, им и был на самом деле — в горле пересохло, и Персиваль, кажется, мог теперь только хрипеть.

Всё, что Ньют вытворял своим языком, не поддавалось цензурному или хоть насколько-то приличному описанию. А уж сейчас…

Горячо, с идеальным нажимом, постоянно меняя темп — Персиваль вцепился пальцами в то, что под руку попалось, и двинул бёдрами, чувствуя, что ещё немного — и трахнет матрас.

Не тут-то было: Ньют надавил на ягодицы сильнее, прижимая к кровати, оторвался от своего занятия и усмехнулся Персивалю в поясницу, касаясь её влажными губами:

— Нет-нет. Перси, пожалуйста, не забывай, что действую сейчас я. А ты лежишь и получаешь удовольствие. Или… не получаешь?

Персиваль со стоном зарылся лицом в подушку. Ну что за хрень он несёт, а?

— По мне что, не видно? — хрипло выговорил он, вслепую потянув руку назад. Нащупать Ньютову макушку удалось с первой попытки, кое-как растрепать ему волосы — тоже. — Продолжай, чтоб тебя… Пожалуйста.

Ньют со смешком снова поцеловал его поясницу и скользнул языком обратно.

Мир крутился, расстояния ломали сами себя, казались то гигантскими, то сокращёнными до пары дюймов, и Персиваль позволил себе утонуть. Зачем сопротивляться такому, если от этого тебе хорошо настолько, что хочется едва ли не орать, пугая — или вызывая зависть — соседей?

Ньют остановился, чуть приподнялся и легонько подул прямо на вылизанную задницу. Персиваль снова задрожал, снова двинул бёдрами — руки больше не сдерживали — но Ньют немедленно царапнул его ягодицу. Несильно, но всё же чувствительно.

— Прости, — вырвалось у Персиваля, пока он кое-как собирал в кучу остатки приемлемых мыслей. — Ты меня… всякого соображения лишил.

Ньют довольно усмехнулся, потянулся к столику, ухватил смазку, опять залёг сверху, ненадолго прижался щекой к затылку, прошептал на ухо:

— А тебе и не нужно сейчас соображать. Просто не торопи события. Мы ведь никуда не спешим… в кои-то веки.

Персиваль согласно выдохнул и, снова заведя руку назад, погладил Ньюта там, до чего дотянулся — по левой лопатке.

Отдельно радовало то, что Ньют просто действовал. Не успокаивал — значит, видел, что это не нужно, не твердил хрестоматийное «доверься мне» — значит, видел, что и так верят… Просто делал то, что решил. То, что делать было нужно.

Смазанный палец медленно погрузился внутрь, огладил стенки, вторая ладонь успокаивающим теплом легла на поясницу. В темноте шёпот Ньюта, накладываясь на взрыв ощущений, прозвучал почти оглушительно:

— Я могу взять игрушку, если хочешь.

Персиваль резко мотнул головой. Сам Ньют «классическую» растяжку недолюбливал — объяснял, что из-за неровностей пальцев — ему нравились как раз пробки, дилдо и тому подобное, но с Персивалем всё было ровно наоборот. Оказываясь снизу, он как раз предпочитал внутри живое тепло, а не силикон, пластик или что-то ещё.

— Хорошо… — Ньют гладил его и снаружи, по спине, и изнутри, голова кружилась, член пульсировал между матрасом и животом, и даже несмотря на то, что снизу Персиваль не был уже довольно давно, одного пальца ему уже становилось мало. Он слегка насадился на него, услышал одобрительный выдох и щелчок крышки тюбика — и Ньют добавил второй.

Хо-ро-шо…

Ещё немного, и Персиваль бы наплевал на все «лежи и получай удовольствие» и попытался бы трахнуть себя этими пальцами, тем более, что довольно скоро их стало три — но ладонь на пояснице как-то напоминала о том, кто из них сейчас что делает.

— Ньют, пожалуйста, — и дальше лежать так, когда тебя всего-навсего растягивают, было уже невыносимо, Персиваль попросту опасался сорваться и кончить раньше, чем Ньют по-настоящему начнёт.

Пальцы аккуратно и легко исчезли, Ньют потянул Персиваля за плечо, безмолвно прося перевернуться.