Оказавшись на спине, Персиваль открыл глаза. Ньют смазывал себя, сосредоточенно закусив губу, его волосы беспорядочно прилипли ко лбу, и Персиваль, не выдержав этого зрелища, потянулся к Ньюту, ухватил его за затылок, роняя на себя и пытаясь поцеловать — но тот увернулся, прочертил губами по линии челюсти, потёрся носом о щёку. Взял Персиваля за руку, переплетая их пальцы, прижался бёдрами к бёдрам… Персиваль молча и нетерпеливо двинул своими вверх, подгоняя. Ждать дольше он и правда не мог.

Войдя в него, Ньют судорожно стиснул руку, опустил голову, прижимаясь мокрым лбом ко лбу Персиваля, провёл языком по его губам, поцеловал — глубоко и настойчиво — сжал свободную ладонь вокруг его члена, вырывая очередной стон. Слишком хорошо, почти идеально, и хорошо, что «почти»… И задвигался, как только Персиваль опустил ресницы, давая понять, что привык.

Их переплетённые пальцы сжимались в ответ на каждое движение. Персиваль завёл свободную руку за голову — казалось почти нечестным сейчас делать хоть что-то самому. Ньют снова одобрительно выдохнул.

Персиваль не открывал глаз, растворяясь в ощущениях, чувствуя Ньюта близко-близко, куда ближе, чем он был на самом деле — и зная, что тот внимательно на него смотрит. Даже сейчас. Чтобы остановиться при малейшем признаке того, что ему, Персивалю, стало неприятно.

Сокровище. Настоящее.

И почему ещё ни разу вслух его так не назвал. Надо исправить.

На этом связные мысли кончились: Ньют слегка изменил угол и увеличил темп, и мир, и без того не слишком стабильный, затрещал по швам, грозя разлететься на куски в любую секунду. Персиваль выгнулся, бессознательно подмахивая, вскидывая бёдра, толкаясь в его руку и вцепившись в другую наверняка до белых следов. Великолепно, замечательно, Ньют, пожалуйста, ещё, если ты остановишься, с ума же оба сойдём, Ньют, ну же…

Оргазм накрыл тёплой океанской волной, чуть ли не приподнимая над кроватью и вымывая из ушей почти все звуки — кроме собственного крика и ответного стона сверху; слизывая большинство внешних ощущений — кроме упавшего на грудь слегка дрожащего тела. Персиваль судорожно обхватил его руками и обмяк, дыша Ньюту в плечо.

Чуть погодя тот аккуратно выскользнул, снова вызвав у Персиваля тихий стон, и чуть сместился вбок, пристраивая голову на чужой подушке, уткнувшись носом Персивалю в щёку. С него самого он почти и не слез — так только, торсом, чтобы на лёгкие не давить.

— А вот теперь, — пробормотал он, пытаясь ногой набросить на них одеяло, — я, кажется, уже хочу спать. Если ты не обидишься.

Персиваль тихонько рассмеялся, попробовал взъерошить его волосы, но из-за влаги у него ничего не вышло — так что он их просто пригладил:

— Если бы я мог обижаться на такое, был бы идиотом. Ты…

— Ммм? — Ньют разлепил глаза, посмотрел сонно и довольно. Персиваль коротко поцеловал его в кончик носа:

— Прекрасен, вот что. Спи.

— Ты тоже, — шёпотом в шею заверил его Ньют. — Только укрой нас, ладно?

Персиваль улыбнулся в темноту и потянулся за злосчастным одеялом.

~

Куини помешала чай, чтобы рассеять осадок, аккуратно отложила ложечку на блюдце и отпила из чашки. Якоб в очередной раз расширил меню, включив в него новые интересные фиточаи. Конечно же, вкусные, как она только что убедилась.

Не изменявшие привычкам Тина и Ричард одновременно отхлебнули кофе. Куини улыбнулась: за все тренировки они добились такого синхрона на льду, что было бы удивительно, если бы они не начали проявлять его и в обычной жизни.

Патрик угрюмо терзал десертной вилкой чизкейк, так к нему и не притронувшись, хотя принесли ему кусок торта минут десять назад. Куини с сочувствием глянула ему в лицо: как бывшая партнёрша Патрика, она отлично знала, что нервничать тот принимался где-то за неделю до начала сезона, причём старательно и за всю команду. До прошлого года не помогали ни Перси, ни психолог. Но год назад Патрику нашли нового, и прогресс был налицо: всего-то растерзанный чизкейк, всего-то за день до вылета на контрольные прокаты.

Тина потянулась потрепать Патрика по плечу справа, Ричард — слева. Тот угрюмо кивнул и всё-таки отправил в рот сладкую массу с тарелки. И криво улыбнулся:

— Сладкое делает всё лучше?

Куини рассмеялась в ответ. Эти слова она частенько повторяла в присутствии команды, и со временем этот «постулат» привязался ко всем. В том числе к Перси и Серафине. И даже к Ричарду, который это самое сладкое не очень-то и любил.

К их столику подошёл Якоб, участливо кивнул Патрику и, ухватив один из стульев, уселся рядом: