— Напасть-то какая… Скажи, милый человек, кто с кем воюет?

— Большевики с юнкерами.

— Вон оно что! По тебе видать, что ты рабочий человек, а не юнкер… Чай, большевик? — спросил Рябов.

— Ясное дело.

Рябов повеселел.

— Русские люди, а договориться не могут… Ай-яй-яй, — покачал он головой. — Послушай, милок, кто у вас за старшего? Мне с ним поговорить надо.

Вдали раздался голос:

— Кто на понтоне?

— Чашкин! — отозвался человек в папахе. — А ну поди сюда!

Подошел рослый детина в кожаной куртке, с револьвером в руке.

— Товарищ Селезнев, посмотри, кто такой. К главному просится.

— Чего тебе надо? — спросил Селезнев, посмотрев на Рябова.

— Подмога прибыла из Красноярска.

— Не ты ли Лазо? — обрадованно вскричал Селезнев.

— Что ты, разлюбезный мой… Я простой красногвардеец, а Лазо командир.

— Веди меня к нему! Где он?

— На станции.

Рябов повел Селезнева на станцию. Пройдя с полпути, Селезнев остановился и недоверчиво посмотрел на Рябова.

— А тебя не комендант подослал? — спросил он.

— Дурак ты, милый человек, — выругался Рябов. — Иуда я, что ли?

— А кто тебя знает.

Войдя в кабинет коменданта станции, Рябов доложил:

— Товарищ командир, привел местного большевика. Фамилия ему Селезнев.

Лазо недоверчиво протянул руку и спросил:

— Кто вы?

— Командир второй дружины.

— Ваша задача?

— Охраняю понтонный мост.

— Кто остался в военном городке?

— Еще вчера была третья школа прапорщиков, но с ними договорились.

— Как это договорились?

— Каждому выдали по двести пятьдесят рублей и по отрезу сукна, а взамен получили у них револьверы.

— Ну и как?

— Разошлись, говорю, — махнул рукой Селезнев, — а вот первая и вторая школы у эсеров.

— Как фамилия начальника гарнизона?

— Полковник Никитин.

— Где расположен штаб дружин?

— На Набережной у самой Ангары, в доме Швеца. Там прогимназия Гайдук.

— Проводите меня туда! — попросил Лазо.

В штабе непрерывно хлопали двери — одни дружинники торопливо входили, другие уходили. Представившись начальнику объединенных дружин, Лазо попросил дать ему провожатого до ревкома.

— Рискованно, — предупредил начальник. — Останьтесь здесь, а я сообщу о вашем приезде через связного.

Пока связной, пробираясь через дворы, спешил к Белому дому, Лазо успел разузнать, какие кварталы заняты белогвардейцами, какова численность их сил, чем вооружены красногвардейцы, кто командиры дружин. Связной вернулся через два часа и принес листок бумаги, на котором было отпечатано:

За несколько дней штаб преобразился. В саду, примыкавшем к прогимназии Гайдук, Лазо и несколько прибывших с ним красногвардейцев из его взвода обучали иркутян, как вести уличный бой, делать перебежки, бросать гранаты, оборонять захваченные дома и кварталы.

В одной из комнат штаба десять домохозяек шили из простынь халаты. Никто не догадывался, зачем они нужны.

В полдень пришел Селезнев. На макушке забинтованной головы, неуклюже сидела ушанка.

— Что случилось? — спокойно спросил Лазо.

— С церковной колокольни бьет юнкерский пулемет.

Отобрав десять красногвардейцев из своего отряда, Лазо повел их в комнату, где жужжали швейные машины. Бойцы надели на себя белые халаты. Хитрость, придуманная Лазо, быстро облетела весь штаб. Все с изумлением смотрели на красногвардейцев, которые собирались незаметно пробраться через снежные сугробы до церкви. Изумлен был и Селезнев, подумавший про себя: «С таким командиром не пропадешь. Просто, а здорово».

Прижимаясь к стенам домов, отряд двинулся по улице. Впереди шел Лазо, за ним Селезнев, показывая дорогу. Дойдя до Тихвинской площади, красногвардейцы легли на снег и незаметно доползли до церковной ограды. Привстав на колено, Лазо бросил в разбитое окно церкви одну за другой две гранаты. На колокольне беспорядочно застрекотал пулемет, но уже было поздно: красногвардейцы ворвались в церковь. Оставалось взобраться на колокольню, но это было не так просто. Тогда Лазо пошел на хитрость. Он выслал на площадь пятерых бойцов, и те, лежа на снегу, стали обстреливать пулеметчиков. Юнкера решили, что красные ушли из церкви, и перенесли огонь на площадь. На это и рассчитывал Лазо. Поднявшись на колокольню, он метнул гранату — пулемет мгновенно умолк.

Пулемет был первым трофеем красногвардейцев. Теперь по Тихвинской площади могли свободно проходить связные.

Оставив отряд на площади, Лазо возвратился с Селезневым в штаб. В комнате было холодно, в ноги дуло из сеней. К Лазо подошли две девушки.

— Мы к вам! — обратилась одна из них. — По Троицкой наступают юнкера. Они могут прорваться к штабу.

— Кто вы? — с невозмутимым спокойствием спросил Лазо.

— Я — Катя, а она — Саша. Мы коммунистки.

Через несколько минут Лазо повел второй отряд красногвардейцев. С ним пошли Катя и Саша. Незаметно примкнул и Селезнев. Теперь он присматривался к Лазо, прислушивался к тому, что он говорит, как приказывает, как учит. Ему нравились в этом молодом, не по годам серьезном человеке уверенность и спокойствие.